― Ничего не случилось, ― сказала за моей спиной женщина.

У Беннинга были глаза раненого быка. Его рука на дверной ручке и плечо, прислоненное к косяку, не позволяли ему рухнуть. Его тело вибрировало, как камертон.

― Вы врете мне. Оба. Вы обнимали ее. Совокуплялись... ― Слова застряли у него в горле, чуть не вызвав удушья. ― Как две собаки в моей кухне.

― Хватит. ― Бесс вышла из‑за моей спины. ― Я услышала от тебя достаточно после того, как сказала, что ничего не случилось. А что бы ты делал, если бы случилось?

Он ответил невпопад:

― Я протянул тебе руку помощи. Я вытащил тебя из сточной канавы. Ты всем обязана мне. ― Шок взорвал в его голове хлопушку, наполненную банальностями.

― Добрый мой самаритянин! Что бы ты делал если бы случилось?

Он выдохнул:

― Мужчине всегда есть что взять у женщины. У меня в столе револьвер...

― Ты бы меня пристрелил, как эту самую собаку, да? ― Она расставила ноги и уперлась руками в бедра, как торговка рыбой. Казалось, ее тело упивается своей силой, черпает сверхчеловеческую энергию в его слабости.

― Я убью себя, ― заверещал он.

Несколько слезинок сбежали по его щекам в скорбные складки у крыльев носа. Это был человек с манией самоубийства, не имевший мужества его совершить.

Я вдруг понял, почему Беннинг столь убедительно описывал страхи Люси. Это были его собственные страхи.

Бесс сказала:

― Давай‑давай. Не буду тебя останавливать. Может, это не такая плохая идея. ― Она наступала на него, подбоченившись, избивая его словами.

Весь съежившись, он протянув к ней руку, моля о пощаде. Его шляпа зацепилась за вешалку для полотенец и полетела на пол. Он казался сокрушенным.

― Не надо, Бесс, дорогая моя ― заговорил он так быстро, что я с трудом различал слова. ― Я погорячился. Я люблю тебя. Ты единственное, что у меня есть.

― С каких это пор я у тебя есть?

Он повернулся к стене и уткнулся лицом в грубую штукатурку. Его плечи вздрагивали. Библия упала на пол.

Я взял Бесс сзади за локти.

― Оставь его.

― Почему это?

― Не могу видеть, как женщина ломает мужчину.

― Можешь уйти.

― Нет, это ты уйдешь.

― С кем ты, по‑твоему, разговариваешь? ― Она еще кипела, но огонь уже потух.

― С любовницей Синглтона, ― шепнул я ей на ухо. ― А теперь уходи. Я хочу задать твоему мужу парочку вопросов.

Я вытолкнул ее из кухни и захлопнул дверь. Она не попыталась вернуться, но я чувствовал ее близкое присутствие.

― Доктор.

Беннинг начал успокаиваться. Вскоре он повернулся ко мне лицом. Несмотря на лысину, немолодой возраст, потрепанный вид, он казался безнадежно влюбленным юнцом, зачем‑то замаскированным под старика.

― Она единственное, что у меня есть, ― простонал он. ― Не забирайте ее у меня. ― Он спускался все глубже и глубже в ад самоунижения.

Я потерял терпение:

― Вы бы мне ее насильно не всучили. Теперь сосредоточьтесь на минутку и ответьте: где вчера была ваша жена между пятью и шестью вечера?

― Здесь, со мной. ― Его речь то и дело прерывалась горестными всхлипами.

― А где она была сегодня между двенадцатью ночи и восьмью утра?

― В постели, конечно.

― Вы готовы поклясться на Библии?

― Готов. ― Он подобрал Библию и положил на нее правую руку. ― Клянусь, что моя жена Элизабет Беннинг была со мной здесь, в этом доме вчера между пятью и шестью вечера и всю прошлую ночь с двенадцати до утра. Вы удовлетворены?

― Да. Спасибо. ― Я не был удовлетворен, но за неимением улик на большее мне рассчитывать не приходилось.

― Это все? ― Вид у него был как будто разочарованный. Мне показалось, что он боится оставаться в доме один на один с женой.