Тарвин отдыхал, лежа на веранде постоялого двора. Он курил трубку и размышлял, насколько он улучшил положение магараджа Кунвара, обратясь к магарадже. Никто не мешал его размышлениям: последние из коммивояжеров уехали в Калькутту и Бомбей, ворча до самого отъезда, и постоялый двор остался весь к его услугам. Обозревая свое царство, он обдумывал среди выпускаемых облаков дыма отчаянное и, по-видимому, безнадежное свое положение. Дело дошло как раз до той точки, когда ему приятно было окончательно взять его в свои руки. Когда положение вещей бывало таково, как теперь, только Никлас Тарвин мог выйти из него. Кэт была непреклонна; Наулака чертовски недоступна; магараджа готов был выгнать его за пределы государства. Ситабхаи слышала, как он обвинял ее. Его жизнь могла прийти к внезапному таинственному концу, и у него не было бы даже возможности узнать, что Хеклер и другие его приятели отомстят за него. Если все будет так продолжаться, то, видимо, придется обойтись без Кэт и без возможности дать новую жизнь Топазу, одним словом, стоило ли жить?

Луна, светившая на город, бросала фантастические тени на шпили храмов и на сторожевые башни вдоль стен. Собака в поисках пищи грустно обнюхала пол у стула, на котором сидел Тарвин, отошла и завыла вдали. Вой был замечательно печален. Тарвин курил, пока луна не спустилась в глубокий мрак индийской ночи. Едва луна зашла, Тарвин заметил какой-то темный, чернее ночи предмет, появившийся между ним и горизонтом.

– Это вы, Тарвин-сахиб? – спросил чей-то голос на ломаном английском языке.

Тарвин вскочил на ноги, прежде чем ответил. Он становился несколько подозрительным относительно неожиданных посетителей. Рука его опустилась в карман. Из мрака можно ожидать всякого ужаса.

– Нет, не бойтесь, – сказал голос. – Это я – Джуггут Синг.

Тарвин задумчиво курил сигару.

– Страна полна Сингами, – сказал он. – Какой Синг?

– Я, Джуггут Синг, один из прислужников магараджи.

– Гм. Что же, магараджа желает видеть меня?

Фигура приблизилась на шаг.

– Нет, сахиб. Царица.

– Которая? – спросил Тарвин.

Фигура подошла к нему и шепнула почти на ухо.

– Только одна может решиться покинуть дворец. Это – цыганка.

Тарвин тихонько, с удовольствием щелкнул пальцами и с торжеством прищелкнул языком.

– Приятные приемные часы у этой дамы, – сказал он.

– Здесь не место для разговоров, сахиб. Я прислан, чтобы сказать: «Придите, если не боитесь темноты».

– Вот как! Ну, Джуггут, переварим хорошенько. Я хотел бы повидать вашего друга Ситабхаи. Где вы ее держите? Куда мне нужно идти?

– Я должен сказать: «Идите со мной». Вы боитесь?

На этот раз он говорил по собственному побуждению.

– О, испугать меня не так легко, – сказал Тарвин, отгоняя облако дыма. – Дело не в том.

– Тут лошади – быстрые лошади. Таково приказание цыганки. Идите за мной.

Тарвин продолжал курить не торопясь, наконец он медленно поднялся со стула. Он вынул из кармана пистолет, оглядел его внимательно при слабом свете под зорким взглядом Джуггут Синга и снова положил в карман, подмигнув собеседнику.

– Ну, идем, Джуггут, – и они пошли за постоялый двор к месту, где их ожидали две лошади с головами, укутанными попонами, чтобы не было слышно их ржания.