Тарвин заметил мелодичность ее голоса и старался представить себе, каково может быть лицо под покрывалом.

Она спокойно присела на плиту могилы и жестом пригласила его сесть рядом.

– Все белые люди любят говорить прямо, – сказала она медленно, не вполне владея английским произношением. – Скажите мне, Тарвин-сахиб, как много вы знаете?

Она откинула покрывало и повернула к нему свое лицо. Тарвин увидел, что она прекрасна. Это впечатление почти заслонило его прежнее чувство к ней.

– Ведь вы не желаете, чтобы я выдал себя, государыня, не правда ли?

– Я не понимаю. Но я знаю, что вы говорите не так, как другие белые люди, – мило сказала она.

– Ну, не можете же вы ожидать, чтобы я сказал вам правду?

– Нет, – ответила она. – Иначе вы сказали бы мне, зачем вы здесь. Почему вы причиняете мне столько волнений?

– Неужели я тревожу вас?

Ситабхаи засмеялась, закинув голову на сложенные руки. Тарвин с любопытством разглядывал ее при свете звезд. Все его чувства были обострены; он был настороже и по временам зорко оглядывался вокруг. Но он видел только тусклое мерцание воды, набегавшей на мраморные ступени, и слышал только крик филинов.

– О, Тарвин-сахиб, – сказала она. – Знаете, после первого раза мне было жаль!

– А когда это было? – неопределенно осведомился Тарвин.

– Конечно, тогда, когда перевернулось седло. А потом, когда с арки упало бревно, я подумала, что оно, по крайней мере, изувечило вашу лошадь. Ушибло ее?

– Нет, – сказал Тарвин, пораженный ее очаровательной откровенностью.

– Ведь вы же знали, – почти с упреком проговорила она.

Он покачал головой.

– Нет, Ситабхаи, моя милая, – медленно и выразительно проговорил он. – Я не постиг вас, к вечному моему стыду. Но теперь я начинаю понимать. Вероятно, и маленькое происшествие на плотине, и мост, и повозка – все это дело ваших рук. А я-то приписывал все их дьявольской неловкости. Ну, будь я… – Он мелодично свистнул. В ответ на его свист из тростника послышался хриплый крик журавля.

Ситабхаи вскочила на ноги и сунула руку за пазуху.

– Сигнал! – потом она упала на плиту могилы. – Но вы никого не привезли с собой. Я знаю, вы не боялись приехать один.

– О, я и не пробую равняться с вами, государыня, – ответил он. – Я слишком занят, восторгаясь вашей живописной и систематической дьявольщиной. Так, значит, вы причина всех моих неприятностей? Зыбучие пески – славная выдумка. Часто вы пользуетесь ею?

– О, это на плотине! – вскрикнула Ситабхаи, слегка взмахнув руками. – Я отдала им только приказание сделать что можно. Но это очень неловкие люди – простые кули. Они рассказали мне, что сделали, и я рассердилась.

– Убили кого-нибудь?

– Нет, к чему мне это?

– Ну, уж раз дело пошло начистоту, то почему вы так горячо желаете убить меня? – сухо спросил Тарвин.

– Я не люблю, чтобы белые люди оставались здесь, а я знала, что вы приехали, чтобы остаться. К тому же, – продолжала она, – магараджа любил вас, а я никогда еще не убивала белого человека.