— Ты ее назвала наставницей? — спросил Бернар, откусывая кусочек пирожного.

— Да, она для меня очень важный человек и… многоликий, если можно так сказать. Понимаешь?

— Да, ты говоришь по-французски лучше, чем я по-английски.

— Спасибо, — улыбнувшись, поблагодарила Натали. — Ох, как вкусно. — Она съела конфету. — Не знаю, помнишь ли ты Агнес Морган, она была в нашем Марше, она из руководства женской организации.

— Я помню только тех женщин, которые меня взволновали. Как ты, — добавил Бернар с совершенно серьезным лицом. — О тебе, к примеру, я помнил все эти годы, даже Америка у меня ассоциировалась с тобой, Натали. Я не шучу.

— Спасибо, Бернар. Ты для меня тоже — воплощение французского мужчины.

Он откинулся на спинку стула и захохотал.

— Значит, шутишь.

— Нет, нисколько. Ты такой изящный, милый, легкий…

Натали болтала с Бернаром, а из головы не выходила его фраза о сестре. А что было бы, как сложилась бы ее жизнь, если бы Бернар тогда сказал не «девушка», а «сестра»?

— Ты хочешь чего-нибудь выпить? — Бернар кивнул на барную стойку, уставленную бутылками.

— Пожалуй, — согласилась Натали, чувствуя, что в горле пересохло, несмотря на выпитый кофе.

— Вино?

— Да. Даже, пожалуй, я бы выпила… мартини.

— Понял. — Бернар подозвал официанта.

Натали отодвинула от себя чашку, по ее стенкам стекали остатки кофе и оседали на дне, она наблюдала, какие причудливые узоры остаются на фарфоре. Но она не умела их разгадывать. Однако причину своего желания выпить итальянского вермута в Париже, а не французского вина Натали разгадать могла.

Они с Бьорном пили мартини в Париже перед их ночью в Булонском лесу, и Натали помнила ту счастливую легкость в голове. Ей захотелось вернуться в то состояние.

— Хочешь взглянуть на мою дочь? — поддавшись внезапному порыву спросила Натали и, не дожидаясь ответа, открыла сумочку.

— Конечно. Я собирался спросить, нет ли у тебя с собой ее фотографий.

Натали вынула альбомчик и раскрыла.

— Вот, смотри, это она три дня назад… А это мы с ней на море…

Бернар потянулся к альбому, потом отдернул руку, словно обжегся.

— О Господи, Натали… — пробормотал он. — Я… я заставлял себя сомневаться, но это… — он развел руками.

Рука Натали метнулась к губам. Что она наделала? Она забыла… ну почему она забыла?

Она забыла, что ее дочь — точная копия Бьорна Торнберга.

Натали привыкла показывать фотографии Миры, нимало не заботясь о сходстве девочки с отцом. И, видимо, парижский воздух, вино, расслабленность, приятная компания Бернара, которого она воспринимала своим человеком, виной тому, что она совершенно забыла о…

— Т-ты… думаешь? — задала она глупый вопрос, потом горько улыбнулась и сказала: — Прости, я не собираюсь морочить тебе голову.

— Даже если бы захотела, — Бернар усмехнулся, подвигая к себе поближе альбом, — у тебя ничего не получилось бы.

— Да, — коротко сказала Натали. — Мира его дочь.

— Какой счастливый мужик, — хмыкнул Бернар.

Натали показалось, что в его голосе прозвучала легкая тоска. Натали чувствовала, как кровь пульсирует в висках, она подняла бокал и отпила большой глоток. Ее бросило в жар.

— А… он… знает?

— Нет, — ответила Натали.

— Но почему? Почему? — В глазах Бернара светилось искреннее недоумение.