Мысли тянулись, время двигалось, секунды ползли цепочкой змеек, вцепившихся в хвосты друг другу, потом небосклон начинал сереть, меркли колючие точечки звезд, и это было признаком рассвета. Старый Патрик просыпался ранним утром, без четверти пять, когда заря еще не занялась. Вставал он не по-стариковски быстро, натягивал ярко-красный спортивный костюм, пил сок и, появившись на террасе, небрежно кивал Каргину. В этот момент полагалось разблокировать двери. За одной из них уже переминался Спайдер - тоже в спортивном трико, но синего цвета, с изображением пумы между лопатками. Они спускались вниз, к скале, напоминавшей присевшего медведя, и тут Каргин минуты на три-четыре терял их из поля зрения. Потом фигурки возникали вновь - у тоннеля, откуда выныривал Нагорный тракт - и, шустро перебирая ногами, мчались к озеру и серому яйцеобразному куполу Второго блок-поста. Два километра в одну сторону, два - в другую. Разглядеть их в предрассветных сумерках было делом нелегким, но тут помогал телескоп: десять минут Каргин мог любоваться на их затылки и еще пятнадцать - на лица. Возвращались бегуны помедленней, хоть признаков усталости у Халлорана не замечалось никаких.

    Потом он плавал в бассейне, принимал душ, завтракал в компании Спайдера и Арады и ровно в шесть тридцать поднимался к себе. Время до десяти утра предназначалось для чтения; затем - ланч, работа с референтами до трех, обед и, если бизнес не поджимал, прогулка в парке, конный променад в окрестностях либо поездка на пляж, в Нижнюю бухту. Ужинал босс в восемь, а в десять ложился спать. Этот промежуток, по словам дежурившего вечером Сэмми, был посвящен изучению звездных небес либо карточной игре. В большой телескоп Халлоран любовался величием Галактики, обозревая ее периферию и звезды Млечного Пути, а играл неизменно в бридж, и партнеры его были неизменными - Хью Арада и Спайдер. Министры внешних и внутренних дел в негласной иерархии Иннисфри. Внутренние дела касались покоя и монаршей безопасности, а внешнее было одно - бизнес. Вероятно, тощий Хью разбирался в нем получше Бобби Паркера и был в халлорановом королевстве столь же весомой фигурой, как коммодор Мэлори и финансовый гений Брайан Ченнинг. Во всяком случае, так представлялось Каргину, хотя с Арадой он не контактировал. Похоже, с ним не контактировал никто, кроме патрона, Спайдера и подчиненных аргентинцу служащих. Судьба их была незавидной: Арада казался человеком замкнутым, высокомерным и промороженным, словно бифштекс из мамонта, скончавшегося в ледниковую эпоху.

    Таким же, по мнению Каргина, был и сам Халлоран. Сходство их характеров и нравов казалось почти мистическим и не случайным; то ли старик подобрал Араду в процессе долгих поисков, то ли имелись иные обстоятельства и связи, тянувшиеся с тех еще времен, когда Халлорана назначили консулом в Аргентине. Во всяком случае, по возрасту Арада годился ему в сыновья, а медный отлив шевелюры Хью и серо-зеленые зрачки наводили на некоторые подозрения.

    Случалось, старик был разговорчивей обычного - опять вспоминал войну и годы, проведенных в Москве, бомбежки и артобстрелы, темное небо, гул самолетов, пронзительный вой сирен, а временами вдруг принимался расспрашивать Каргина об Африке и о России, о Легионе и делах семейных, о матери и об отце - где познакомились они и как, в каких местах служил отец и до чего дослужился. Однажды приказал найти в библиотеке книгу, большой альбом с московскими видами, и долго изучал его, припоминая, что было полвека назад на месте тех или иных строений, и требовал от Каргина подробностей - что тут за улица, какая площадь и почему на месте церкви сквер. Каргин не смог дать объяснений и признался, что хоть москвич наполовину, по матери и бабке Тоне, непутевой переводчице, но детство провел не в Москве и с городом знаком неважно. Казалось, этот ответ удовлетворил Халлорана; кивнув, он снова принялся листать альбом.