Великая личность, великие мысли, подумал Каргин, отступив назад.

    Старик поднял голову.

    – Керк?

    – Да, сэр.

    – Подойди поближе. Ты читал Макиавелли? Его "Государя" или "Рассуждения о первой декаде Тита Ливия"?

    – Не доводилось. Но кое-что я о нем знаю.

    – Что именно? Кто он, по твоему, такой?

    – Политик и писатель. Жил во Флоренции, на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков. Учил, как добиваться власти и управлять народами и странами. Имя его - синоним вероломства и предательства.

    – Предательство, вероломство… - задумчиво повторил Халлоран. - Теперь для этого используют другой, не столь одиозный термин: способность к гибким решениям. Но в общем и целом Макиавелли прав, хотя идеи его вторичны. О них прекрасно знали в Греции и Риме, в Китае и Индии… Знаешь, какая самая важная из них?

    – Нет, сэр.

    – Я подскажу: первый принцип надежного управления. Править можно чем угодно, войском, страной, предприятием, но первый принцип соблюдается всегда. Тебе он известен?

    – В таком контексте - пожалуй. Один из моих наставников говорил: два петуха в одном курятнике не уживутся.

    Старик кивнул.

    – Тебя хорошо учили. Военачальник командует, король правит, и рядом с ними равных нет. Дистанция между имеющим власть и первым из его помощников должна быть велика, столь велика, чтоб не бродили мысли об узурпации. Запомни это.

    – Зачем? Вы говорите о вещах известных, о принципе единоначалия. Есть генералы, есть капитаны и есть лейтенанты… Всякий, кто служил, об этом не забудет.

    Глаза Халлорана сверкнули. Секунду он всматривался в Каргина, будто пытаясь обнаружить в нем некую слабину, тайный порок или дисгармонию, потом произнес:

    – Это хорошо, что ты понимаешь такие вещи, очень хорошо. Там, в Легионе… там у тебя, наверное, были лейтенанты?

    – Да.

    – И что бы ты сделал, если б лейтенант отказался исполнить твой приказ? Не в мирное время, а на поле боя?

    – Пристрелил бы на месте, - ответил Каргин, снова отступая к дверям.

    Но разговор, кажется, еще не завершился. Старик вдруг поманил его к себе костистым пальцем, заставил наклониться и прошептал:

    – Ты веруешь в бога, Керк?

    – Я верю в свою удачу.

    Теперь они смотрели друг другу в глаза. Лицо Халлорана было сосредоточенным, даже хмурым.

    – В удачу… - протянул он. - Что ж, неплохая вера, не хуже остальных. От бога - смирение и терпение, а удача - она от дьявола… Недаром удачливый получает больше смиренного и терпеливого.

    – Больше - чего?

    – Всего. Иди… Иди, Керк.

    Каргин вернулся на террасу.

    Он шагал от лестницы к лестнице, туда и обратно, мимо окон, занавешенных лозой, мимо скамеек и пальм, мимо пруда с амазонской кувшинкой, мимо павильона с телескопами, глядел на небо и на антенну, что возносилась над крышей пентхауза будто стальной цветок, считал про себя шаги и думал.

    Удача?

    Конечно, он верил в удачу, но знал, что гений ее капризен, а потому не стоит требовать всего - или же больше, чем обещано другим, смиренным и терпеливым.