Чуть дальше заросли мертвых деревьев и земля вокруг бесплодная, будто обожженная, даже трава не растет.
– Тут хорошо, – объяснил проводник. – Крупные твари не придут, увязнуть побоятся, а от мелочи типа чупакабр мы отобьемся. Правда, Манюня?
Он пересадил крысу на плечо. Манюня встала на задние лапки, завертела головой, оглядываясь.
Наемники сняли рюкзаки. Рэмбо закурил, прикрывая сигарету лопатообразной ладонью, пилот включил фонарь, но на него тотчас напустился Чё, объясняя, что на свет всякое приходит, а в Секторе и подавно, потому нужно сидеть тихо-тихо. Бойцы сели в кружок, закурили. Пилот потоптался рядом, повздыхал и умостился на рюкзак со снаряжением.
В лесу ухнул филин. Шейх расставил ноги, покрепче перехватил «эмку», прислушиваясь: стараясь перекричать друг друга, разорялись лягушки, в лесу топталось что-то крупное, ломало сучья и фыркало, звенело комарье. Плеснула рыба – лягушки разом смолкли. Клацнули челюсти. Та еще рыба, да уж!
Над болотом белой шапкой поднимался туман, прозрачные щупальца просачивались сквозь камыш, ощупывали берег и тянулись к замершим бойцам. Туман вздымался и опадал, как грудь исполина, а ветер, отдающий тиной, казался его затхлым дыханием.
– Я ведь был тут, – пробормотал пилот. – Давно. Десант доставлял на вертолете. С тех пор и седой. Повезло тогда – не было Всплеска. Хотя, повезло или нет, кто знает. Прибыли тогда на место, глядим: село какое-то заброшенное. Лагерь разбили. Ну, как, лагерь… мы с командиром в сарае, ребята в доме. Два года тогда прошло, как Сектор появился. Вокруг дома того крапива с меня, деревья разрослись. Плющ какой-то стены оплел. Просыпаюсь я утром рано-рано, выглядываю в окно: а деревья-то черные все и крапива черная. И торчит наш дом гнилым зубом. А рядом – тело дозорного… Фарш дозорного. Кровавое месиво. И всех так. Все полегли ребята. Их просто наизнанку вывернуло. А деревья черные, как вон те, – трясущейся рукой пилот ткнул в мертвый осинник. – Мы недалеко от периметра забрались и давай с командиром назад ломиться. Как ломились – не помню. Прорвались, да-а…
– Хватит трындеть, – напряженно буркнул Косик.
– Страшно? – Тармаш вынул из рюкзака маленький ноутбук, подсоединил модем и попробовал включить машинку. – Блин, не работает тут.
Косик подсел к другу, шумно вздохнул, заглядывая в черный экран:
– Ага, глухо.
Тармаш закрыл ноутбук и вперил взор в темноту.
– Раньше тут озеро было. Большое, – продолжил пилот. – У первой жены дача была, мы с сыном на озеро ходили. Потом развелись с женой, и когда долбануло… ну, Сектор возник, они на даче были. Исчезли. А теперь и не озеро это – болотце.
– Эй, ты, с крысой, – пробасил Тармаш. – Вот как думаешь, откуда Сектор взялся?
– Упал. Пророс. Говорят, он расширяется потихоньку. Барьер-то не прямо по границе строили, чуть дальше, а сейчас Сектор прямо в него плещется. Что, переносить будут? Это ж сколько работы, сколько деньжищ… Раньше у Барьера ни чупакабр не было, ни вырвиглоток. А скоро тут все они бегать станут, помяните мое слово. И хамелеоны – они ж теперь все больше на нормальных зверюг похожи. Первые хамелеоны такими страховидлами были – увидишь и обделаешься, а сейчас порой от собаки не отличишь. Слышали, этот Астрахан, которого гоняем, собаку Тихого Дона прибил? Так вот, то хамелеон был. И не отличишь! Эти все… мутанты или кто они там – твари как твари, не меняются, почти не сбегают за Барьер…
– Их неправильно называть мутантами, – заметил Косик.
Хоббит спросил:
– Это почему?
– Ну, хренозавр – какой это мутант? Из кого мутировал?
– Из… из крокодила и медведя, – предположил проводник. |