|
Энн и сама именно так вела себя с больными. Когда приходится сотни раз объяснять людям, что у них повышенное давление, поневоле начинаешь делать это всегда одинаково. Так что тут она его понимала. Но большинство разговоров, которые вел Том, касались отвлеченных предметов. Его собеседники тоже подчинялись какому‑то алгоритму. Ежедневно он общался с десятками людей, но всегда в рамках своей «корпоративной личности». И он попал в ловушку. Тот человек, которым он был когда‑то, оказался погребенным под различными моделями поведения или, возможно, даже исчез. Безвозвратно. Мы меняемся лишь в одном направлении. Повернуть эту реку вспять нам не дано. Она полагала, что по‑прежнему любит Тома, пусть даже просто по привычке; разумеется, ее сознание также попало в ловушку собственных алгоритмов.
Но во всем этом, в том, как она воспринимала мужа, который сейчас чистил зубы в ванной, появилось нечто новое. Том совершил ошибку. Крупную человеческую ошибку. Он неправильно оценил какого‑то человека. Может, Марца, а может, кого‑то другого. То был чрезвычайно серьезный просчет, сопряженный с громадным личным и профессиональным риском. И эти мысли привели ее к еще одному заключению. Том колеблется, потому что у него нет подходящего алгоритма. До недавних пор он не видел этой проблемы. И он не знает, что делать.
23
Увесистая пачка деньжат в кармане. Виктор ощупывал шикарную котлету из сотенных, пока они с Ушастым шли к условленному месту – в его любимое заведение в центре города, на Бродвее. Оно не в пример лучше тех, что в Квинсе, Бруклине, Джерси, на Лонг‑Айленде: куда им до манхэттенских клубов, где обслуживают обеспеченных людей самых разных национальностей. Он кивнул вышибалам, обширным мужчинам в костюмах: вот они стоят, скрестив на груди руки, расставив ноги, и осматривают каждого посетителя так, чтобы он ощутил этот осмотр. Вик их не боялся. Когда он был помоложе, он сам работал вышибалой в одном клубе. Еще в восьмидесятые. Большинство из этих парней трахались с какой‑нибудь из барных девчонок, возможно, продавали им амфетамины – их еще называют кристаллами. Ушастый топал впереди, вокруг гремела музыка. Вдали замаячила сцена, где три девушки вились вокруг шестов. В этом заведении около сотни столиков, и большинство из них заняты. Девочки, штук семьдесят пять, либо сидели рядом с клиентами, либо танцевали для них, либо прогуливались, высматривая себе работенку. Большинство в одних трусиках‑танга и туфлях на высоком каблуке. Каждая была красавицей на свой манер, это же Нью‑Йорк, девушки тут со всего света: черные, белые, латиноамериканки, азиатки, высокие, маленькие, пышечки, худышки, даже несколько совсем жирных – для любителей. Они с Ушастым уселись. Подошла официантка. Ничего, но с девушками, которые танцевали, – не сравнить. – Что желаете? – Водку со льдом, – заказал Ушастый. – Две, – уточнил Виктор. – Ну так слушай, Вик, я тут сегодня потолковал кое с кем, – начал Ушастый. – Насчет тебя и твоих заморочек с этой бензоколонкой. Ребята все поняли, предложили перетереть. Виктор кивнул: – Хорошо, хорошо, спасибо. Ни единому слову он не поверил. В лучшем случае Ушастый вообще ни с кем не говорил. В худшем – говорил, и теперь они знают, что возникла неувязка, и хотят избавиться от Вика. Он ведь не дурак. Он их обставит, у него есть свой план. И сейчас он видел ее, как раз то, что нужно, Ушастый любит этот тип. Виктор поманил ее – миниатюрную блондинку с большими глазами и еще более выдающейся грудью. И соски отличные – маленькие и твердые, как леденцы. Без макияжа он дал бы ей лет девятнадцать. Она улыбнулась ему, но он указал на Ушастого. Сейчас главное – правильно выбрать момент. Она подошла к ним, виляя бедрами. – Привет, ребята. |
