|
После очередного явления Шпунтика древнекитайскому народу положение в разбойничьем лагере бывших пленников, а ныне чуть не посланцев небес, необычайно упрочилось. Как только кот спрыгнул с крыши и, чутко поводя ушами и раздраженно дергая хвостом, подошел к хозяину, вольные люди превратились в наивных детей – попадали на колени и принялись Шпунтику кланяться, а после того, как кот уселся рядом с Чижиковым, заодно от души покланялись и Коте. Шпунтик принял почитание вполне благосклонно: последний раз за ним последовала еда, не обманули его предчувствия и в этот раз. Справившись у чужестранцев, можно ли угостить благовещее животное их грубой пищей и получив дозволение, разбойники во главе с Ляном Большим наметали перед котом такую прорву всякой снеди, что Шпунтик сначала даже растерялся. Осмотревшись, он проигнорировал рис с овощами и уверенно взялся за рыбу. Рыба была жареная, и хотя совершенно не походила на пикшу, оказалась чертовски вкусной. Сгрудившиеся на почтительном расстоянии разбойники смотрели на неторопливо трапезничающего кота как на неведомое чудо, а Шпунтик знай себе наворачивал. Вот тут то, воспользовавшись удобным моментом, Сумкин и уволок Чижикова подальше от костра – покурить в покое. Нику друзья оставили при благовещем звере, который девушку изрядно жаловал. Здесь их никто не видел, и табачный дым таял в полумраке наступившей ночи совершенно невозбранно. – А кстати, кто этот великий воитель Чэн Шэн, которого так восхвалял Лян? – поинтересовался Чижиков. – А, Федор Михайлович? – Лидер народного восстания, старик. Когда империя Цинь Ши хуана стала трещать по швам, многие взялись воду мутить, дабы кусок власти оттяпать, но Чэн преуспел больше прочих, – выпустив облако дыма, объяснил Федор. – И когда Цинь Ши хуан помер, даже цельное государство собственное основал, назвав его Чу. Местные герои еще долго потом между собой силами мерились, но Лю Бан постепенно всех сделал. Так то, старик… – А советник Гао кто такой? – спросил Чижиков. Сумкин лишь плечами пожал: – Об этом персонаже известные мне словари и справочники умалчивают. Гад какой нибудь. Ночь была тиха – если не считать разошедшихся разбой ников, а звезды в небе стояли крупные и чистые. Природа дышала спокойствием, и Чижиков с удивлением подумал, что вот еще несколько часов назад шел, грубо толкаемый в спину, через лес с вонючей тряпкой на голове, не ведая ближайшей судьбы. Потом, впав в несвойственный ему боевой транс, бился сначала с Куном, а потом и с Ляном, совершенно о себе не заботясь и о последствиях не думая. А сейчас сидит на камне сытый и отдохнувший, курит и, как ни в чем не бывало, глядит на небо. А рядом дымит, как паровоз, Сумкин, который тоже, кажется, вполне свыкся с парадоксальной мыслью о том, что он в Китае третьего века до нашей эры. – Странно все это, – задумчиво проговорил великий китаевед и сплюнул в темноту. – Я про то, старик, что мы до сих пор живы и даже относительно целы. И что тебя сегодня не зарубили, – Сумкин потер ссадину от веревки, ободравшей его нежное запястье. – Ну ты дал, старик, ты конкретно дал! Как это… А! Вот: «В пыль голова покатилась, еще бормотать продолжая»! Тебя же запросто могли убить, а потом выбросить в какие нибудь колючие кусты! Ты о чем вообще думал? – Да ни о чем я не думал, – признался Котя. – Просто, знаешь, я вдруг понял, что если ничего не сделаю, то может случиться что то гораздо более ужасное. – Ты про Нику? – с пониманием кивнул Сумкин. – Точно, старик, могло. А я… я как то растерялся. Ты знаешь, я парень башковитый, с мозгами, но совершенно неспортивный. – Да брось, – махнул рукой Чижиков. – Все уже позади. Он видел, что приятель мучается собственным бессилием и тем, что не по мужски повел себя в виду откровенной угрозы. |
