Элла моментально перестала реветь. Ее глаза изумленно расширились.

– А ты хочешь? – спросила она шепотом.

– Я об этом мечтаю, – ответил Максим совершенно серьезно.

Я осторожно разогнула белые пальцы, сведенные судорогой, отняла ее ладонь от своей руки и протянула Максиму.

Макс подставил руку, и Элла сейчас же судорожно вцепилась в него.

– Это правда? – спросила она.

Ответа я уже не услышала.

Вышла из библиотеки и бесшумно прикрыла дверь.

Прислонилась к ней спиной, но только на одну минуту. Вытерла мокрые глаза, сердито стукнула себя по колену.

Не удержалась-таки…

Осмотрела руку, которую с трудом отвоевала у Эллы. На внутренней стороне чуть повыше запястья, багровели три ярких пятна. Ерунда, пройдут…

На душе было одновременно грустно и радостно. Радостно оттого, что одной проблемой в доме Волоховых, похоже, стало меньше. Возможно, самой главной проблемой.

А грустно оттого, что в этот момент я вдруг почувствовала себя очень одинокой. Хорошо, когда рядом есть настоящий мужчина. Такой, как Максим.

Настоящий мужчина – это состояние души. И где найти человека с таким большим внутренним состоянием?

Ответ лежал на поверхности, но я этот ответ прогнала. Мое положение сейчас было шатким и неопределенным, как никогда. Если Элла и Максим пережили нарыв в своих отношениях, то у меня впереди маячила та же неприятная перспектива.

И чем она для меня обернется, было совершенно неясно.

* * *

Несколько дней после этого разговора прошли незаметно. Эллу я почти не видела: ее полностью поглотили восстановившиеся отношения с мужем. Я этому ужасно радовалась, и старалась помочь, чем могла.

К примеру, отвозила Генриэтту в школу и забирала ее оттуда.

Элла не замечала ничего, происходящего в доме. Даже того, что вернулась Марья Гавриловна и приступила к выполнению своих обязанностей.

– Что с Женей? – спросила я ее.

– Она пришла в себя, – ответила домоправительница лаконично.

Я молчала, не осмеливаясь уточнять.

– Она поправится, – сказала Марья Гавриловна, и я впервые увидела, как она плачет одновременно радостными и злыми слезами.

– Слава богу! – сказала я.

Она молча кивнула головой и промокнула глаза платком.

– Если бы не этот подонок…

– Его больше нет, – перебила я. – Не будем об этом.

– Хорошо, – согласилась Марья Гавриловна. Аккуратно, чтобы не размазать тушь, вытерла глаза, бросила короткий взгляд в зеркало.

– А у нас что нового? – спросила она неуверенно. Все же она была наемным работником, обязанным соблюдать дистанцию. Но я поняла, что двигало ею не любопытство, а хорошее, искреннее чувство благодарности к Максу.

– У нас все просто отлично, – ответила я.

Марья Гавриловна улыбнулась бледной улыбкой.

– Я заметила, что Элла Сергеевна не отходит от Максима Леонидовича…

– Да, – подтвердила я с энтузиазмом. – У них намечается второй медовый месяц.

– Слава богу, – повторила домоправительница вслед за мной.

– Элла Сергеевна сейчас не вникает в хозяйство…

– Это понятно.

– Вы уж возьмите все на себя, – договорила я.

– Само собой, – ответила домоправительница. Ее лицо обрело привычное деловое и корректное выражение. Минуту она смотрела на меня озабоченным взглядом, потому решилась и спросила:

– А больше никаких… новостей?

– Самоубийство, – ответила я одним словом, понимая, о чем она спрашивает. Марать очистившийся воздух дома именем Стефана мне не хотелось.