Пошарила безумным от боли взглядом по сторонам, зацепилась за ярко блистающую корону. С неженской силой, которую трудно было ожидать в этой худощавой женщине, она распрямила смятый золотой обруч. Привстав на цыпочки, она наклонила к себе голову горестного барона. И, поцеловав легонько в лоб, надела столь тяжёлый нынче знак власти на законное место.
- В соседней комнате дежурит магик с хрустальным шаром, - голос графа едва слышался в большой зале. - Мы можем прямо сейчас связаться лично с принцем Яном или секретарём Императора. И даже с Тайной Палатой. А можем наоборот - переговорить с руководителями заговорщиков - они как раз собрались на последнее обсуждение перед… мероприятием. И поддержать их всей нашей немалой силой.
Сказано было ясно и недвусмысленно. Решать надо прямо сейчас и здесь…
Но баронесса в это время выудила из складок пошитого не по столичной, а по здешней моде платья отнюдь не игрушечный стилет - а уж в роду Кейросов владение оружием почиталось непременным - и в задумчивости легонько царапнула себя по руке. Некоторое время рассматривала набухающие алые бусинки, постепенно собирающиеся в полоску. Поиграла стилетом в своей кисти, позволяя ему порхать меж пальцев куда более ловко, чем мы орудуем ложкой.
- Супруг мой, я поддержу твоё решение, каким бы оно ни было. Видят боги, я и мой род Бласко всё отдавал за возможность создать наше - наше государство. Но продать жизни дочери и внучек? Решай сам, Кейрос. Только - если ты решишь неправильно… придётся тебе, мой дон, искать себе новую супругу.
«Да уж - донья Эсти клинком по своему сердцу не промахнётся» - от осознания этой горькой истины, вещаемой устами стройной, немолодой уже женщины, у графа Вальдеса на висках выступила испарина.
Барон Кейрос понемногу приходил в себя. Но тем не менее расхаживал по зале туда-сюда, не будучи в мучительных сомнениях решиться на что-либо. Пнул сапогом ни в чём не повинное кресло - да так, что подломилась ножка. Миг-другой безумным от ярости и горя взором он буравил нелепо перекособочившийся предмет мебели - а затем выхватил неизменно обретающуюся при нём шпагу. И не успокоился до тех пор, пока не изрубил изделие в груду золочёных деревянных щепок и лоскуты бархата да набивки.
Граф и ухом не повёл - сам пару раз в ярости давал работу своим поставщикам мебели, бывало… Чуть потерев висок, занывший от со звоном бухающего в голову сердца, он вновь откинулся на спинку.
- Можно, конечно, сделать вид, что нам ничего не известно. И не примкнуть ни к одной стороне. Положиться на провидение - что будет, то будет.
Барон едва не изломал в ярости клинок гномьей выделки шпаги.
- Бросить свою дочь и троих крошек на произвол слепой судьбы? - от голоса его содрогнулись в ужасе безмолвно свисающие свергу стяги и штандарты.
- Не спеши, мой супруг - пусть граф договорит, - рассудительно ответствовала баронесса Эстефания, обняв своего мужа. И тот, сверкнув глазами, замер, выжидательно поглядывая на сидящего в глубине трона старого вельможу. Тот набрался решимости и заговорил безжизненным голосом.
- Мой внук, ваша дочь, да и зять ваш - они не из тех, кого просто так можно обидеть или перехитрить. Если докажут, что младая поросль чего-то стоит… быть посему. Если окажутся слабы - что ж, на всё воля богов.
И это оказалось последнее, что произнесли сухие, упрямо сжавшиеся губы графа и'Вальдеса. Старый вельможа неспешно снял с себя увенчанную зубцами графскую корону, повесил на резной завиток трона - и молча, простоволосый, подошёл к своим замершим в центре залы друзьям.
Глава 34
Конечно, графский маг, старый и собаку на волшбе съевший Редд, верно всё сказал - в замке ле Мер ни обнаружилось ни малейшего следа чужой магии, могущей насторожить ушлого и опытного ветерана. |