Так… мертва примерно с ночи… да не своей смертью… точно, яд - но не магический… ах вот оно как!..

    -  Почему привезли к ведьме? - коротко бросил он в сторону.

    Из толпы выбрался тщедушный мужичок в ветхой одежонке.

    -  Ваша милость - да посудите сами! Стала вдруг животом маяться, потом понос кровавый. Я Псырь - брат ейный. Моя хата рядом, вот я за сестрой и приглядывал. Намедни вечером вернулся с извоза, а она уже и ходить не могет - стонет только, тихонько так… Сразу в сани, да сюда. А седни пришел - а ведьма Фроньку и того… уходила совсем.

    -  А почему в город, к целителю не отвез? - от тяжелого взгляда мага в черном мужичок стушевался.

    -  Дык дорого ж, а деньга - она лишней не бывает. Вот к ведьме и свез. Думал - попользует за десяток яиц аль кувшин сметаны…

    Барон проделал над усопшей еще несколько пассов, а затем встал.

    -  Что сестра твоя ела день тому?

    Псырь почесал в затылке, пожал плечами.

    -  Да рыбу жареную - с ярмарки осталась еще. А выкинуть жалко.

    Барон мрачно покивал.

    -  Вот то-то оно и есть. Отравилась сестра твоя рыбой тухлой. А рыбный яд тяжелый - его никакая ведьма не выведет. Надо было сразу к целителю везти, а ты, душа твоя окаянная, денег пожалел… Вот и получил упокойницу. И ведьма тут - ни при чем! - последние слова гулко разнеслись над толпой крестьян, пристыжено спрятавших лица.

    Староста боязливо подошел.

    -  Сталбыть, ваша милость, Мирка не виноватая совсем?

    Человек в черном плаще кивнул крестьянину, а потом так посмотрел на мнущегося с ноги на ногу Псыря, что тот вжал голову в плечи и потихоньку, потихоньку, смешался с толпой.

    -  Ох, спаси боги, - староста размашисто осенил себя знаком Миллики, - Спасибо, что ваша милость рядом проходили, не попустили взять грех на душу, сжечь невинную…

    Собравшиеся тоже вразнобой вознесли хвалу богам, прекрасно соображая, что за такое деяние наверху с них спросили бы по самому большому счету. Быстрые руки тут же разбросали вязанки с хворостом, отворили надежно подпертые ставни и дверь.

    Из избы, давясь воплями и слезами, выскочила совсем молодая еще ведьма в латаном салопе и грубых башмаках на босу ногу. Мельком глянула в виновато потупившиеся лица селян и, не прислушиваясь к их сбивчивым ну ты тово… не серчай, бросилась перед молодым магом на колени.

    Valle стоял, глядя на вздрагивающие от рыданий плечи, на тоненький растрепанный хвостик волос, что ведьма прихватила на затылке, и мрачно думал, что людская благодарность уж слишком часто и сильно затмевается вот таким вот стадным инстинктом тупой и нерассуждающей толпы. Он забрал руку, что незадачливая ведьма пыталась поцеловать и, не слушая ее сбивчивого лепета, поднял на ноги.

    -  Колени застудишь, глупая…

    Собравшиеся уже потянулись нестройной гурьбой по тропинке, ведущей к дороге, и дальше направо - в деревню. Они все качали головами, вполголоса обсуждая - ишь, как оно обернулось-то. Последним, получив от жутковатого волшебника кивок в качестве разрешения удалиться, по истоптанной кашице грязного снега убыл староста.

    Ведьма подняла заплаканное бледное лицо, и Valle буквально бросило в жар - настолько огромными были эти серо-зеленые, чуть раскосые глаза.

    -  Спасибо… и все же - зачем? И почему именно ты, темный, спас меня от людского суда?

    Молодой человек с трудом оторвал взгляд от искаженного болью лица.