Возможно, подумал Блейд, эти желто‑золотистые леса, прикрытые дымкой бирюзового тумана, от века стоят дикими и нетронутыми? Возможно, цивилизация не коснулась их, потому что там, внизу, нельзя дышать? Возможно, великие города, огромные заводы и научные центры этого мира возвышаются на плоскогорьях, приподнятых над этой странной субстанцией, по которой скользит его суденышко? Но сам факт существования этой лодки, и хижина, которую он нашел в ущелье, и весь жалкий скарб ее обитателей, и их смерть – все это отнюдь не свидетельствовало о высокой культуре. Скорее наоборот!

Постепенно он начал испытывать сомнения в удачности этого эксперимента. По мысли Хейджа – несомненно, внушенной лордом Лейтоном, – это странствие рассматривалось как пробный шаг, как первый опыт. Если методика обнаружения высокоразвитых цивилизаций по темпоральным всплескам оправдает себя, то в следующую экспедицию Блейд должен был отправиться с телепортатором – для пересылки на Землю различных технических объектов небольшого размера и веса. Он понимал, что грядущий поход станет для него последним, и жаждал завершить свою миссию самым достойным образом. Но если Лейтон и Хейдж ошиблись, если зафиксированные их аппаратурой сигналы не имеют отношения к разумной деятельности, то вся проблема не стоила выеденного яйца.

Поразмыслив, Блейд решил, что сейчас не надо ломать голову над подобными вопросами. В конце концов, если тут имеются какие‑то центры цивилизации, вверху или внизу, он их обнаружит. Да, рано или поздно он наткнется на разумных существ, ибо их присутствие в этом мире бесспорно! Пока же он плыл в хрупком сооружении, наполовину лодке, наполовину воздушном шаре, на огромной высоте, ежесекундно рискуя жизнью. Его не обманывало завораживающе плавное движение крохотного судна и безмятежный покой бирюзового океана. Что, если в нем бывают бури и штормы? Даже сильный ветер мог таить неведомую опасность! Все‑таки под днищем лодочки была не вода, а гораздо более разреженная субстанция…

Внезапно нить его размышлений прервалась, и Блейд привстал, слегка покачнув свой хлипкий кораблик. Впереди, прямо по курсу, громоздилось что‑то непонятное, темное, неопределенных очертаний – расплывчатая масса, протянувшаяся налево и направо на три‑четыре сотни ярдов. Он начал возиться с парусами, замедляя бег лодочки, и минут через десять пришвартовался к огромному толстому стволу бутылочного дерева.

Несомненно, перед ним был плот – большой плот, состоявший из тысяч и тысяч коротких неохватных бревен, огромное сооружение некогда прямоугольной формы, с мачтами и боковыми парусами на выступающих реях. И столь же несомненно, что его разграбили и разбили. Часть веревок, скреплявших бревна, лопнула, и стволы застыли беспорядочной кучей; поверх них валялись мачты, реи, оборванные паруса и остатки такелажа; пять‑шесть хижин, в которых, видимо, жил экипаж, были развалены и изрублены мечами или топорами. Людей, впрочем, нигде не наблюдалось – ни живых, ни полуживых, ни мертвых.

Блейд с пять минут обозревал эту печальную картину разбоя и разорения, потом перебрался на плот и, осторожно шагая по расходящимся под ногами бревнам, приступил к детальному осмотру. Он не рассчитывал поживиться туг чем‑либо ценным – разве что мелочами, которые не перегрузили бы его суденышко, – но хотел выяснить, кто с кем бился и по какому поводу.