|
За первой машиной вырвалась вторая – отправилась по широкой дуге против часовой стрелки. Этот джип в отличие от первого помимо обычных источников освещения имел поворотный фонарь на крыше. «Парашютистов ищут», – сообразил Шарль, сползая в ложбину перед гребнем, где пятью минутами ранее похоронил парашют. Вполне могли заметить, как он спускается с небес, а стало быть, из этого квадрата далеко не ушел; а может, нашли его кресло да резонно рассудили, что летчик поблизости… Он ненавидел себя – никогда еще не испытывал такого животного страха. За ним скатились несколько камней, хлынула глина. Он подавил страх, вернулся на косогор, подумав, что забиться в щель никогда не поздно, прижался к земле. Машины крутились по открытому пространству. Джип с прожектором и продолговатый пикап. Обе машины набиты людьми. Доносились мужские крики, гортанная арабская речь. Джип притормозил метрах в семидесяти от гребня, спрыгнули двое и, взяв автоматы наперевес, углубились в извилистую канаву. Несколько фигур отделились от пикапа, выстроились цепью и отправились в северном направлении, изучая складки местности. Шарль всматривался до боли в глазах – люди в форме, военные! Джип подъехал к пикапу. Осветился выщербленный кузов. В пикапе происходила возня. Похоже, кто-то дрался. Возмущенный крик – и тело вывалилось за борт. Шарль в бессилии заскрипел зубами. Человек был в форме ВВС НАТО. Ему показалось, он узнал Доминика Лазара – парня из его эскадрильи, с которым он успел перекинуться парой слов перед вылетом. Летчик вырвался, побежал, но споткнулся. Куда тут бежать – в пустыне? Двое военных спрыгнули на землю, принялись награждать его тумаками, схватили за шиворот и, посмеиваясь, перевалили обратно в кузов, где, принятый в «добрые руки», он очень быстро успокоился. Дюжины патронов в обойме хватило бы с достатком, чтобы навести панику в рядах военнослужащих, а потом… либо сдаться, либо последнюю пулю – себе. Люди из пикапа, прочесывающие местность, уже приближались. С мыслью, что сдаваться все же придется, Шарль сполз к основанию скалы, втиснулся в узкую расщелину. Пространство расширилось, он вполз в черноту, подогнул ноги. Закрыл глаза, начал представлять, что все это безумие происходит с кем-то другим, не с ним. Например, с Полем Гурденом, которого он недолюбливал за драчливость, самонадеянность и безалаберность (в «личной жизни»). Заскрипела каменная крошка над головой, он глубоко вздохнул и закрыл глаза.
В ложбину скатились несколько камней. Свет фонаря запрыгал по изрезанной скале. Очень некстати явилась мысль, что ливийцу ничто не стоит заглянуть под камень, на котором он недавно сидел, и извлечь обертку от шоколада. И тогда поиски обретут новый смысл и закончатся для кого-то плачевно. Послышалась возня, ливиец спрыгнул в яму, но, видимо, неудачно, оступился и упал. Французские ругательства звучат нежнее для уха… Кто-то засмеялся – помог искателю выбраться из ямы. Шаги отдалялись, крошка хрустела все тише. Шарль не шевелился. И лишь когда зарычали моторы и машины принялись перемещаться в другой квадрат поисков, он облегченно перевел дыхание, выпрямил и стал растирать затекшую ногу. Попутно думал, что расщелина, в которой он сплющился, не самое комфортное местечко на Земле. Он вылез, обустроился на камне и погрузился в раздумья. Если ищут парашютистов, значит, несколько самолетов свалились наверняка. Может, все? Нет, абсурд, он прогнал глупую мысль. Мощная армада – и вся разбилась, как столовый сервиз? Трудно представить, имея даже воспаленное воображение. Он включил подсветку часов. Два часа пятьдесят две минуты местного ливийского времени. Он хорошо запомнил время доклада оператора наведения о пересечении границы – час сорок пять ночи. Вскоре после этого в самолете отказали источники электроэнергии, и Шарля выбросило. |
