Изменить размер шрифта - +
Насколько «вскоре»? Минуты три… ну, уж точно не более четырех. Значит, он в сорока – сорока пяти километрах от берега. Нужно возвращаться. Но, с другой стороны, если работает радиомаяк, то за ним прилетит вертолет… во всяком случае, он должен надеяться, что прилетит, не собьется с курса, не рухнет, как прочие летательные аппараты. Летчиков будут искать, их не могут бросить на произвол судьбы…

Он проверил оружие, неприкосновенный запас, побулькал водой во фляжке, огорченно вздохнул. Похоже, наступали непростые времена. Но ведь учили выживать на специальных курсах! Пусть давно, пусть занятия в «школе выживания» подчинялись графику, обеду и ужину, но ведь должно было что-то осесть? Он жив, свободен – разве не подтверждение? Он решил не тянуть резину, отправляться сразу, пока не рассвело. Программа-минимум: найти укрытие до восхода солнца. Он подтянул амуницию, сунул пистолет в кобуру, оставив патрон в стволе, и отправился на север в обход хребта. Через несколько минут он снова вышел на открытый участок. Впервые за последние полтора часа Шарль почувствовал холод. Летный комбинезон не был рассчитан на суровые ливийские ночи. Он сделал комплекс упражнений, чтобы разогнать кровь в жилах, прислушался. Пустыня не подавала признаков жизни. Джипы не носились, вертолеты не летали. Он начал перемещаться на север перебежками – решив, что будет двигаться по буеракам, пока не кончатся силы. Но сломался на первой же «стометровке» – пустыня изобиловала препятствиями естественного происхождения. Он скорчился в яме, прижался спиной к холодному камню, чтобы отдышаться, собраться с силами перед новым забегом. И без всякой задней мысли провалился в сон…

Али Гусейн-оглы Магомедов сидел, потрясенный, возле своей установки и не мог поверить, что все произошло на самом деле. Его установка работала! Бессонные ночи, проклятая работа годами, слезы, пот, нервные клетки – все не зря! Все вернулось сторицей, да еще какой! Он создал самое эффективное оружие в мире, не связанное с массовым уничтожением людей! Почему же не хочется радоваться и пускаться в пляс? Самолеты, идущие бомбить объекты в Ливии, падали, как подстреленные птицы. Он видел, как гасли бортовые огни, слышал, как гремели взрывы на земле – далеко на юге, но такие мощные, что тряслась земля, и все прекрасно было слышно. Десятки взрывов – отдельные сливались. Взрывалось горючее, взрывались бомбы и ракеты, облепившие самолеты, патроны, снаряды. Грохотало так, что хотелось заткнуть уши… Ливийцы из сопровождения высыпали из джипа, восторженно кричали, прыгали, веселились, словно дети, подбежал старший, хлопал Али по плечу, что-то крикнул в лицо. Помощник Ильхам – талантливый 24-летний парнишка, выпускник Бакинского технологического университета, которого он привез с собой из Азербайджана, тоже выглядел потрясенным и слегка контуженным. Чистил уши, будто взрывалось не где-то на юге, а в соседнем овраге, блуждал по площадке как-то боком – словно потерял координацию, бормотал под нос нескладицы. Еще бы – не две, не три, не половина воздушных машин, а вся армада, увешанная смертью, обрушилась на землю от одного нажатия кнопки!

– Али Гусейнович… – Паренек, как-то странно хлюпая носом, плюхнулся рядом с ним. Он дрожал, как котенок. – Неужели мы сделали это, Али Гусейнович? Все упали… А с летчиками что? Они погибли?

– Летчики катапультировались, Ильхам, – бросил Али. – Они не будут гибнуть вместе со своими самолетами. Если не станут чудить и глупить, все выживут. Их соберут и на что-нибудь обменяют.

– На что? – недоумевал паренек.

– Ну, не знаю. На прекращение бомбардировок, например.

Он старался не задумываться о судьбе летчиков. Знал, на что шел.

Быстрый переход