А я ещё и газетку с моим портретом на первой странице якобы ненароком на стол положил. Как я и рассчитывал, Тринклер тут же обратил на газету своё внимание. Сначала бросил беглый рассеянный взгляд, потом сообразил, что именно он увидел и вгляделся более пристально. Подхватывать со стола не стал, но всё-таки не удержался, уточнил:

— Скажите, ведь это о вас тут пишут?

— Где? — сделал удивлённое выражение лица. — Ах, это. Да, обо мне.

Такой вот я весь из себя скромный молодой человек.

— Понимаете, государь лично заинтересован в том, чтобы мы, — я специально выделил это «мы», вроде бы как Тринклер уже согласился сотрудничать. — Как можно быстрее начали строить свои самолёты. Распорядился выделить производственные мощности. Я бы даже сказал, что получил неограниченное финансирование на свои проекты, но боюсь сглазить.

Чем ещё можно заинтересовать? Окладом, конечно. Ну я и заинтересовал…

— Как-то всё это слишком сказочно звучит, чтобы быть правдой, — всё ещё хмурится сомневающийся Тринклер. — Зачем Его Императорскому величеству столько аэропланов?

А времени до отправления поезда совсем не осталось! И Густав Васильевич молчит, согласия не даёт, всё раздумывает. Дежурный по вокзалу уже в колокол отправление бьёт! Да решайся же ты уже! А сам отвечаю спокойно, словно никуда не тороплюсь. Ещё и чаёк маленькими глоточками пью.

— Самолётов, — поправил Густава Васильевича. — Привыкайте к новому, к русскому, названию сразу. А зачем ему столько, вы узнаете, когда к работе приступите.

Окончательно сломал сопротивление и разрушил последние сомнения, когда клятвенно пообещал помочь с продвижением его собственного мотора, но с одним непреложным условием — я помогаю довести двигатель до ума. И я уже знаю, куда мы новый движок будем ставить.

— Хорошо, я согласен, — наконец-то с важным видом кивает Густав. Поворачивает голову в сторону окна, а там медленно проплывают вагоны уходящего поезда. Вскакивает на ноги и в панике восклицает. — Мои вещи!

— Да здесь ваши чемоданы, — успокаивает Тринклера Изотов. — Вон они у входа стоят.

Повернул голову не только инженер, но и я не выдержал, глянул в сторону входа. И точно, стоят там какие-то угловатые недоразумения, незаслуженно называемые здесь чемоданами. А чтобы этому явно фанерному, обтянутому клетчатой тканью, багажу не приделали «ноги», рядом замер в расслабленной позе унтер из местного жандармского полицейского управления. Заметил наши заинтересованные взгляды, переступил с ноги на ногу, на груди отражённым светом бликанула большая бляха. Полицейский тяжко вздохнул и выпрямился, принял позу стойкого оловянного солдатика. Понятно, почему так тяжко вздыхает. Через натёртое до блеска дверное стекло можно было разглядеть, как в это же время его напарник усердно проверяет в вокзальном буфете качество продуктов методом проб…

* * *

Испытания нового самолёта проводил на лётном поле воздухоплавательного парка. Фюзеляж поместили в деревянный контейнер и надёжно закрепили. Туда же определили крылья. Перевозили ценный и дорогостоящий (по расчётам бухгалтерии только затраты на строительство самолёта составили почти двадцать пять тысяч рублей), груз по железной дороге до станции спецпоездом прямо из завода до платформы. Там контейнер перегрузили на два автомобиля, надёжно скреплённых жёсткой сцепкой кузов к кузову, и тихим ходом доставили к арендованному ангару. Разгружали возле ворот с помощью того же крана.

Но ангаром это деревянный сарай я бы не стал называть. Сарай, он и есть сарай, только большой. И ворота широкие, как раз крылья должны пройти. Не я договаривался насчёт аренды этого сооружения, Паньшин постарался. Надеюсь, не слишком дорого он казне обойдётся.

Нет, нужно обязательно что-то своё сооружать.