|
– Мы даже говорили о ней в привратницкой, делали разные забавные предположения. Знаете, как бывает… Перекусывая, болтают о том о сем. Что то слышали метрдотели… У слуг свои сведения. Горничные сообщают свою интимную информацию… Короче говоря, этот Оуэн и его медсестра… – Он что, был болен? – Нисколько! Хотя точно сказать не могу. Вы наверняка видели его на террасе, не зная, что это он. Высокий, почти такого же роста, как король Густав, во всем сером: серый фланелевый костюм, серая рубашка, серый шелковый галстук, только шляпа белая и белые замшевые ботинки. Вдобавок очки с дымчатыми стеклами и серые нитяные перчатки. – Перчатки? – Ну да! И это еще не все! Вставал он каждое утро в десять часов, спускался и располагался на террасе в плетеном кресле, всегда под третьим зонтиком. Зажав в руках трость, неподвижно сидел там около часа, глядя на море, потом обедал, возвращался на террасу до пяти шести часов вечера, то есть до того, как начинает свежеть. Потом поднимался к себе в номер, куда ему приносили холодный ужин, и до утра больше не появлялся. – Его убили? – Убили кого то в его номере… – Значит, жертва – не он? – Скорее, убий… Господин Луи поздравил себя с тем, что Мегрэ наконец попался на крючок и теперь дальше можно рассказывать свободней, без лишней таинственности. – Я расскажу вам, что произошло, в двух словах. Сегодня утром, когда я разбирал парижские газеты – они приходят чуть раньше одиннадцати, – меня поразило, что господина Оуэна не видно на его обычном месте. Мне кажется, я обратил на это внимание одного из посыльных. Совершенно случайно я повернулся к доске и заметил, что его ключа нет… Далее! В час аперитива я прошелся по террасе и снова отметил, что господин Оуэн так и не появился. На этот раз я направился к окошку регистрации и спросил господина Анри: «Господин Оуэн заболел?» «Не знаю». Между тем, скажем, около пятнадцати минут или половины первого, я заметил медсестру – она выходила из отеля в бледно зеленом костюме, который ей очень шел. Поскольку она не оставила ключа, у меня не нашлось предлога с ней заговорить. Про себя я решил, что она отправилась за лекарствами, и я не успел предупредить ее, что аптеки закрылись. В конце концов в два часа дежурный по четвертому этажу позвонил мне, чтобы спросить, что произошло в четыреста двенадцатом номере, – его как раз занимал господин Оуэн. Дверь оставалась закрытой, и на стук никто не отвечал. Тогда я поднялся, открыл дверь своим ключом и был изрядно удивлен, найдя на столе пустую бутылку из под виски и рядом осколки стакана. А в ванной я обнаружил голое тело мужчины… – Ну и?.. – спросил Мегрэ. (Это было сильнее его.) – Ну и ничего! Этот господин – не Оуэн. – Что? – Что это был не Оуэн. Ко всему прочему, при моей профессии у меня должна быть хорошая память на лица. И я помню всех входящих в отель и выходящих из него. Могу поклясться, что никогда не видел этого субъекта… – Простите! Но господин Оуэн? – Вот тут то эта история становится необъяснимой. Вещи его остались висеть в шкафу, чемоданы стояли в номере, все было на месте. Тогда как ни одной вещи, принадлежавшей молодому человеку, в номере четыреста двенадцать обнаружено не было. Остается предположить, что он проник в «Эксельсиор» абсолютно голым. Мегрэ, расположившись перед широким окном, смотрел на море, повсюду виднелись головы купальщиков. Господин Луи встал за ним, он сознавал, что партия еще не выиграна, и искал новую приманку. – Заметьте, как я уже говорил, прекрасная медсестра вышла только около половины первого. |
