|
Тогда как врач объявил, что смерть молодого человека наступила на рассвете… – Хм, хм, – пробормотал продолжавший сопротивляться Мегрэ. – Это еще не все. Господин Оуэн, который, видимо, опасался, что ему станет плохо, или по каким то другим причинам желая, чтобы медсестра была под рукой, снял для нее номер четыреста тринадцать, и дверь между номерами оставалась открытой… – Ей не повезло, – вздохнул Мегрэ. – Я тоже так думаю. Господа из оперативной группы уже разослали повсюду описание ее примет. Они все больше склоняются к тому, что она виновна, потому что свидетельство коридорного однозначно. В девять часов, проходя по коридору и, по обыкновению, подслушивая под дверьми, он отчетливо слышал голос медсестры в четыреста двенадцатом номере. А к этому времени преступление уже совершилось. Мегрэ так хотелось, в знак протеста против всех этих загадочных историй и против своего непреодолимого охотничьего инстинкта, переодеться в плавки и красный купальный халат и отправиться на пляж позагорать и поглазеть на красоток! – Но и это еще не все, – безжалостно продолжал господин Луи, который в своей строгой униформе напоминал временами протестантского священника. – Ну что там еще? – Я еще не рассказал, от чего умер молодой человек. – Меня это не интересует! – из последних сил возмутился Мегрэ. – Лучше бы я снял за бешеную цену комнату в семейном пансионе, где с утра до ночи кормят одной телятиной! С меня достаточно, слышите, Луи? Я могу оплатить свое пребывание, и… – Прошу прощения, – умиленно прошептал портье, пятясь к двери на цыпочках. Он очень давно знал Мегрэ. И был уверен, что тот не даст ему уйти. Комиссар в отставке продолжал стоять к нему спиной, что всегда было хорошим признаком. И, не поворачивая головы, спросил: – Какова же причина смерти? Тогда господин Луи неторопливо произнес тем же тоном, каким возглашал «Машина мадам у подъезда»: – Его утопили в ванне! Он победил. Мегрэ «клюнул», как говорят аборигены. Сколькими преступлениями он занимался за свою жизнь! Он склонялся над столькими трупами, что хватило бы на скромное сельское кладбище. – Если вы хотите пойти посмотреть… – Нет нет, старина. Послушайте, что я вам скажу. Я категорически настаиваю, чтобы меня не вмешивали в следствие. Слышите? Появись хоть строчка обо мне в газетах, я съезжаю из гостиницы, которая мне так нравится. Кроме того, я этим делом заниматься не намерен… Согласен, чтобы вы держали меня в курсе, так, между прочим… Если у меня появится какая нибудь мысль, что маловероятно, не стану утверждать, что я вам ее не сообщу… – Но вы не хотите осмотреть тело? – Они его сфотографируют, верно? Свяжитесь с полицейским управлением, чтобы вам прислали снимок. Разве нельзя ему в кой то веки раз насладиться в покое солнцем и ароматами средиземноморской весны? Тогда почему он мечется теперь по комнате, будто что то потерял? Он притворялся, что страшно зол. И тем не менее, заметив внезапно свое отражение в зеркале, он не смог удержаться от мимолетной улыбки. «Меня еще не забыли!» – подумалось ему. Люди, которые разбираются, что к чему, такие, как господин Луи например, по долгу службы должны уметь судить о способностях полицейского. Вот он и не забыл старика Мегрэ, хоть тот и вышел в отставку. Комиссар оперативной группы, вызванной на место происшествия, может, и был асом в своем деле, – и все же не зря Луи изворачивался в течение четверти часа, чтобы заручиться согласием Мегрэ! Уж ясно, что не только по своей инициативе за ним стоял владелец «Эксельсиора». – При условии, что обо мне нигде не будет упомянуто, – повторил он. Он снова улыбнулся, увидев себя со стороны во фланелевых брюках и белой рубашке с полосатым галстуком цветов известного английского университета, который он выбрал совершенно безотчетно. |
