Его дед и отец умерли в психиатрических лечебницах.
– И, несмотря на это, у него не было лечащего врача?
– Он не доверяет докторам, опасается, что его упекут в лечебницу…
– Как он проводил время, что делал по ночам?
Господин Луи удивленно перелистал свой блокнот.
– Погодите… Такого вопроса ей не задавали… Я что то не соображу… Разве нельзя предположить, что по ночам он спал?
– Когда мадемуазель Жермена видела хозяина в последний раз?
– Сегодня утром. Она сказала, что зашла к нему в девять часов, как всегда, чтобы подать первый завтрак: ему не нравилось, чтобы его обслуживали слуги отеля.
Ничего необычного она не заметила. Дверь в ванную была закрыта, ей и в голову не пришло заглянуть туда.
Господин Оуэн вел себя как всегда, сидя в кровати, пил чай с тостами и попросил ее съездить в Ниццу и отнести по указанному адресу, на авеню Президента Вильсона, если не ошибаюсь, письмо, которое он взял с тумбочки…
– Где письмо?
– Погодите! Мадемуазель Жермена села на поезд, а на вокзале в Ницце ее ожидала полиция. Письмо лежало у нее в сумочке, вернее, конверт со сложенным чистым листом бумаги. Адреса, указанного на конверте, не существует, на проспекте Вильсона нет трехсот семнадцати домов…
Мегрэ сделал знак гарсону принести еще кружку и некоторое время молча курил, а его собеседник не решался побеспокоить комиссара.
– Ну, дальше? – вдруг спохватился Мегрэ. – Все?
– Простите! Я думал…
– Что вы думали?
– Что вы размышляете, сопоставляете…
Комиссар в отставке пожал плечами: глупо было предполагать, что он способен заниматься такой ерундой!
– Вы плохо информируете меня, Луи…
– Но, комиссар…
– Например, я ничего не знаю об одной очень важной стороне следствия… Признайтесь, ведь полиция интересовалась, кто съехал из гостиницы сегодня ночью?..
– Верно… Но так как это ничего не дало, я совсем забыл об их расспросах… Во первых, нельзя назвать их отъезды сегодняшними, так как о них предупредили с вечера…
Мегрэ, нахмурившись, слушал внимательно.
– Так, постоялец из сто тридцать третьего, господин Сафт, изысканный молодой поляк, попросил разбудить его в четыре часа утра и в пять выехал из «Эксельсиора» на аэродром, чтобы лететь в Лондон…
– Почему вы решили, что расспросы полиции ничего не дали?
– Человек в ванне умер ведь в шесть утра…
– Вы, конечно, никогда не видели Сафта и Оуэна вместе?
– Ни разу!.. Да и сложно им было встретиться, учитывая, что Сафт ночами пропадал в казино или уезжал в Монте Карло, а днем спал…
– А мадемуазель Жермена?
– Что вы имеете в виду?
– Она часто отлучалась?
– Я как то не обращал внимания. Но если бы заметил, что вечером она куда нибудь собирается уйти, меня бы это очень удивило. Мне кажется, что она вела тихую, размеренную жизнь…
В окно виделся расцвеченный огнями фасад казино, в темноте едва белели яхты.
– Крупные ставки? – спросил господин Луи у инспектора по игорным домам, который приехал в Петанку развеяться.
– До ста тысяч иногда…
Мегрэ как бы слился в одно целое со своей скамейкой, – над ним висело густое облако табачного дыма. Внезапно он поднялся, постучал монеткой по столу, подзывая гарсона, чтобы расплатиться, и взял свою шляпу, не обращая ни малейшего внимания на своего спутника, последовавшего за ним.
Руки в карманах, он, казалось, просто вышел пройтись по дамбе, любуясь посеребренным луной морем.
– Дело, кажется, довольно сложное… – пробормотал он себе под нос.
– Я считаю, – дипломатично заметил господин Луи, – что вам попадались случаи и посложнее…
Мегрэ замедлил шаг, угрюмо посмотрел на него и пожал плечами. |