|
Он снова улыбнулся, увидев себя со стороны во фланелевых брюках и белой рубашке с полосатым галстуком цветов известного английского университета, который он выбрал совершенно безотчетно. – Оуэн! Оуэн! Во всем сером! Серый костюм, серая рубашка, серый галстук. Ах да! Тонкие серые перчатки. Хе хе! Хотелось бы мне знать, зачем понадобились господину Оуэну перчатки, чтобы загорать? Он перестал слышать телефонные звонки, шаги по коридору, тихие щелчки останавливающегося лифта. Позже он спустился вниз, по лестнице, чтобы не дай Бог не натолкнуться на полицейских. В холле Мегрэ заметил собравшихся группами людей, прослышавших, несмотря на все предпринятые меры, о случившемся. Он, не останавливаясь, прошел мимо господина Луи, трудившегося за конторкой, и вышел на площадь Круазет, выглядевшую как настоящий земной рай, в котором, казалось, преступно было мешать людям своей внезапной смертью в ванне господина Оуэна. – Оуэн… Оуэн… Пора было написать жене, и он выбрал яркую почтовую открытку с яхтами миллионов по пять каждая. «Погода чудесная. Солнце. Только что отдыхал после обеда. Жизнь прекрасна!» – написал Мегрэ. Ему не хотелось доставлять слишком много радости господину Луи, набрасываясь на это дело, как голодный на хлеб. Он заставил себя три раза обойти Круазет, исподтишка посматривая на девиц, занимающихся на пляже гимнастикой в одних купальниках. – Оуэн… Оуэн… Имя отзывалось внутри, как нудно жужжащая на липучке муха. И он никак не мог понять, что его беспокоит! – Оуэн… Оуэн!.. Зашло солнце, и ему пришлось сдерживаться, чтобы не ускорить шаг; у вращающейся двери его приветствовал рассыльный, господин Луи объяснялся с двумя англичанами – они не могли разобраться в железнодорожном расписании. Поскольку портье не давал ему ключа от номера, делая вид, что не замечает его, он остановился возле них с трубкой в зубах. Ему пришлось долго выслушивать спор о преимуществах одного поезда перед другим, пока наконец англичане не убрались. – Задержали! – объявил господин Луи. – Оуэна? – Его медсестру… Как раз в тот момент, когда она выходила из поезда в Ницце… Полиция мне сразу же сообщила по телефону. – Что она говорит? – Что ничего не знает… Сейчас придет инспектор и расскажет подробно… Мегрэ протянул руку за своим ключом, висевшим на тяжелой, белого металла плашке в форме звезды с выгравированной на ней цифрой. – Это еще не все… – Слушаю вас. – Всех служащих отеля заставили пройти мимо тела. Никто никогда здесь его не видел. Ночной портье, мой коллега Питуа, вы с ним знакомы, совершенно убежден в этом. К тому же прошлой ночью в холле дежурил полицейский, по причине приезда в «Эксельсиор» известного вам министра, так вот он подтверждает показания Питуа… Мегрэ все тянул руку к дверному ключу. Господин Луи настойчиво произнес: – Когда мы могли бы увидеться? – Зачем? – Чтобы сообщить только что полученные мной сведения. В восемь заканчивается мое дежурство. В порту я знаю один спокойный, тихий кабачок. В Петанке… Если вы согласны… Уже появились постояльцы в вечерних смокингах. Мегрэ, чтобы не переодеваться к ужину, предпочел бы гриль бар. Небо было совершенно сиреневое, море – тоже, только более глубокого оттенка. – Господин Оуэн… – проворчал он. Как будто он не мог послать господина Луи ко всем чертям, вместо того чтобы мучительно и неотвязно думать, чем он сейчас и занимается. Мегрэ поморщился, заметив на своем этаже двух мужчин, переносивших длинный тяжелый продолговатый предмет – гроб, конечно, обернутый тканью, чтобы не пугать встречных своим зловещим видом. |
