– А почему бы на его месте не оказаться вам? Или мне?

Дей уверенно заявил, что ситуация требует инициативы, а её нет у людей, руководствующихся прописными истинами.

– Как вы думаете, почему мне удалось стать генералом? Да потому, что во всех случаях, когда я испытывал сомнения, я прислушивался к мнению подчинённых: у них врождённая осторожность, которая превосходит интеллект.

Грэхем сдержался, сделав над собой явное усилие.

– Вы же слышали высказывание Мэтлина в отношении человечества в целом, – бросил он.

– Вы что, хотите уверить меня, что сами не придерживаетесь подобной точки зрения? – прервал его генерал Дей, удивлённо взглянув на коллегу. – Неужели вы не считаете, что человеческие существа, такие, как мы их видим, совершенно невыносимы?

– Лично я полагаю, что они просто ужасны, – признался Грэхем.

– Ну, мой мальчик, тут вы несколько загнули, – снисходительно изрёк генерал. – Я отмечаю, что в отношении рода людского морские пехотинцы проявляют понимание, превосходящее ваше, всех тех, кому основательно промыли мозги. – Он на минуту задумался, потом добавил: – Мэтлину пришлось очень даже несладко во время боевых действий в минувшей мировой войне.

– Ну и что с того? Какая тут связь? – неуверенно произнёс Грэхем.

– И вы ещё спрашиваете? Да самая существенная! Видите ли, мистер Грэхем, надо, чтобы вы уяснили одну истину: настоящий морской пехотинец – сам себе король. Мэтлин же – просто воплощение морского пехотинца. Многие годы к нему относились как к простому смертному, и к этому он так никогда и не смог привыкнуть. Именно поэтому он так долго пребывал в постоянном раздражении. Он всё время внутренне ожидал и надеялся, что его истинную ценность признают. Сегодня я предоставил ему этот шанс. Морской пехотинец, который действует как король, мистер Грэхем, способен вести целую войну, командовать городом, вести переговоры с иностранной державой в качестве представителя своего правительства. Кстати, все морские пехотинцы это прекрасно понимают. Никогда ни одному из морских пехотинцев и в голову не взбредёт с кем‑либо консультироваться – ни со мной, ни с вами, ни даже с правительством Соединённых Штатов. Он сам оценит ситуацию, примет решение, а мне остаётся лишь прикрыть его.

Он повернулся к командующему операцией и властно произнёс:

– Отлично! Начинайте стрельбу!

– Стреляйте же! – воскликнул и Грэхем.

Дей принялся нудно и терпеливо объяснять, что в столь критических условиях необходимо вновь заняться «начинкой» этого морского пехотинца и навязать ему простую истину: во все времена генералы годились лишь на то, чтобы портить дело.

– Просто напомнить об этом на ходу, мистер Грэхем, – закончил он свою речь.

* * *

Между тем Мэтлин, попав в густую, как патока, среду, еле скользил к цели. Когда слева от него шлёпнулся первый снаряд, Мэтлина обдало облаком тонко распылившейся жижи. Второй снаряд пришёлся чуть правее. Хотя ни один из осколков не затронул его, Мэтлин чувствовал, как в нём вскипает холодная ярость.

К тому времени, когда атака прекратилась, его гнев улёгся, но он находился в том особом умонастроении, которое знакомо только морским пехотинцам.

Человек, «нашпигованный» таким образом, проник во внеземной корабль в полной уверенности, что жизнь – это штука беспощадная, что он не может доверять никому, что никто никогда и не подумает позаботиться о нём или о том, что с ним могло случиться. Именно такую жизненную правду он всегда отстаивал, испытывая горечь вперемешку с яростью.

Он более не сомневался: люди – такие, как они есть.