— Джонни-О учит меня читать, но писать я пока не умею.

— Это не важно. Я подам тебе знак, ты схватишь Мэри и начнешь изо всех сил давить на нее, чтобы она прошла сквозь портал в мир живых.

Ник десятки раз проигрывал в уме предстоящую встречу, пока не представил ее так отчетливо, словно она уже произошла. Он придет, поприветствует Мэри и вступит с ней в вежливую, дипломатическую беседу, во время которой будет делать вид, что соглашается с ее доводами. Когда наступит подходящий момент, он сделает задуманный ход.

Я приготовил тебе подарок, скажет он. Лучший подарок во всей Вселенной. Он приблизится к ней и поцелует. В последний раз. Затем Цин схватит ее и протолкнет в мир живых так же, как Кудзу. Мэри окажется в мире живых, не взяв с собой из Страны ничего, кроме одежды. А на губах ее останется сладкий привкус шоколада.

Я не только спасу Страну от тебя, думал Ник, но и спасу тебя от самой себя. Я подарю тебе лучший подарок на свете, Мэри. Жизнь. Потому что я люблю тебя.

— А что, если у меня не получится? — спросила Цин. — Мне пришлось напрячь все силы, чтобы протолкнуть Кудзу, а человек куда больше собаки.

Ник обнял девушку за плечи чистой рукой.

— Вся твоя загробная жизнь вела тебя к этому моменту, — сказал он. — Я в тебя верю, Цин.

Глава тридцать четвертая

Рандеву у бассейна

По улице, на которой жил Дэнни Розелли, разведчики Ника прошли несколько раз. Один из них даже прошел сквозь самого мальчика, но он искал девушку-старшеклассницу, да к тому же мертвую, а не живого семилетнего мальчугана. Иголка в стоге сена так и не нашлась.

С некоторых пор в голове Дэнни Розелли воцарилось раздвоение личности. У него словно было два разума, каждый обладал своей историей, и Элли и Дэнни с каждым днем все труднее было разобраться, кому какие мысли принадлежат. Они одновременно засыпали, просыпались и видели сны, словно один человек.

Был конец августа, и учебный год только начался. Жизнь шла своим чередом, катилась по привычным рельсам. Элли пыталась представить себе, каково это: повзрослеть в теле мальчика и состариться вместе с ним, не имея возможности покинуть его до конца жизни. Наступит ли когда-нибудь момент, когда она будет готова смириться с тем, что стала частью натуры человека по имени Дэнни Розелли? За две недели они успели выучить распорядок дня и образ мыслей друг друга и, подобно сиамским близнецам, успешно адаптировались к жизни в едином теле.

А как же ее собственное тело? Оно лежало на койке в одной из больниц, которых в Мемфисе было не менее пятнадцати, а ведь вокруг было предостаточно других городов. Элли пыталась обзванивать больницы, но пока ничего важного не обнаружила. «Малыш, почему бы тебе не позвать к телефону маму?» — спрашивали ее обычно сотрудницы регистратуры. Да, воистину уважение к детям по-прежнему слабое место этого мира, решила Элли.

«Не о такой жизни я мечтала», — думала Элли.

«Я тоже», — тут же отзывался Дэнни, но с каждым днем желание бороться друг с другом все больше ослабевало. Их души постепенно сливались.

И вот однажды в их дом явились люди, чтобы почистить бассейн.

Они пришли в тот день, когда в Мемфис прибыла Мэри со своей армией и отправила Нику письмо, но Элли никак не могла узнать об этом, как, впрочем, и ни о каком другом событии, происходившем в Стране. Она застряла в теле живого человека и могла видеть лишь то, что относилось к миру живых.

После полудня Элли, вернее, Дэнни, играл в мяч во дворе дома. Физически он посылал мяч в стену дома, но на деле он играл с Элли, в этом заключалось одно из преимуществ существования двух душ в одном теле. Всегда было с кем поиграть. Дэнни ловил мяч, отскочивший от стены, бросал снова, и наступала очередь Элли.