- Не стоит об этом. А с вами я и сам хотел повидаться, поблагодарить за непредвзятость к священнослужителям. За то, что не только не чернили их, но и отдали должное тем, кто мыслит высокими категориями современной науки, продолжая искренне верить во всевышнего.
- Вот именно - во всевышнего! - горячо подхватывает Корнелий. - Но не в смысле бога, а как высшего проявления мирового духа, хотя атеисты уверяют, что это одно и то же.
- Да ведь и я тоже так полагаю...
- В принципе - да, но есть и разница, особенно для тех, кто мыслит неглубоко, формально. Бог у них ассоциируется с живописными и часто бездарными изображениями Христа на стенах храмов. Да простит мне эти слова мой друг Михаил Ильич, ибо я не его искусство имею в виду. А это шокирует интеллигентных людей.
Отец Никанор делает робкий протестующий жест, но Корнелий не дает ему возможности произнести ни слова и начинает говорить так быстро, что священник едва успевает следить за ходом его мысли.
- Да, да, я понимаю всю сложность общения с простым народом. Необходимость... - он чуть было не произнес "наглядных пособий", необходимость зримого образа бога для большей силы воздействия на верующих из простонародья. Но тут мы одни и можем говорить о боге, не прибегая к символике живописного искусства, языком философской идеи о боге, не воплощенном в человекоподобный облик. Вы уже знаете, наверно, что я физик по образованию...
- Да, мне поведал об этом Михаил Ильич.
- И что антирелигиозные лекции я вынужден...
- Да, это я тоже понимаю и вполне вам сочувствую.
- Главная же моя цель, - теперь уже более спокойно продолжает Корнелий, - доказать существование всевышнего или мирового духа не словами, ибо достаточно убедительно этого никому еще не удавалось сделать, а экспериментом. Да, да, совершенно реальным физическим экспериментом!
- Михаил Ильич поведал мне и об этом, - понимающе кивает русоволосой головой отец Никанор. Он кажется теперь Корнелию совсем зеленым студентиком, готовым поверить любому слову маститого профессора.
- Ему трудно было поведать вам это, ибо он человек гуманитарного образования, очень смутно представляющий себе все тупики современных естественных наук, особенно физики, - степенно продолжает Корнелий. - А вы, Никанор Никодимович... Позвольте мне называть вас вашим мирским именем?
- О, пожалуйста, пожалуйста! - снова энергично кивает головой отец Никанор и заметно краснеет.
- А вы, Никанор Никодимович, совсем недавно изучали в духовной академии естественные науки и, как мне известно, работаете теперь над диссертацией кандидата богословских наук.
- Да, имею такое намерение, Корнелий Иванович.
- Вам, конечно, приходилось читать космогонические работы аббата Леметра, отца теории "расширяющейся вселенной", доказавшего акт творения мира? Знаете вы, конечно, и сторонника Леметра, английского физика Эддингтона, которого, как мне известно, очень чтят в папской академии в Ватикане.
- Это он, кажется, сосчитал точное число протонов и электронов во вселенной? - спрашивает отец Никанор, проникаясь все большим уважением к эрудиции Корнелия.
- Да, он. Однако после обнаружения новых элементарных частиц, ему пришлось пересчитать их и дать новое, более точное число. Знакомы вы, наверно, и с работами западногерманского физика Вернера Гейзенберга?
Отец Никанор слышал и эту фамилию, но ничего из его работ не читал. Он и об Эддингтоне-то имел весьма смутное представление, ибо курс естественных наук в духовной академии был ничтожен. Но чтобы не казаться своему собеседнику неучем, он хотя и робко, но утвердительно кивает на его вопрос.
От Корнелия не ускользает эта робость его кивка. Да у него и без того нет никаких сомнений, что "попик" ничего не должен смыслить в квантовой механике, о которой и сам-то Корнелий имеет весьма смутное представление. Однако он читал кое-какие научно-популярные статьи и усвоил такие ее термины, как "соотношение неопределенности" и "принцип дополнительности" и любил щегольнуть ими в разговоре с недоучками. |