– Отчим?

– Я хотел только сказать, Гарри, что, боюсь, нервы у меня по‑прежнему не совсем в порядке. Мое одиночество... ну, ты понимаешь? Я отвык от общения. Конечно же, я буду очень рад повидаться с тобой, и река, кстати, прекрасно замерзла для катания на коньках... но я не вынесу, если в моем доме будет полно молодых людей, Гарри.

– Нет‑нет! Я и не думал кого‑либо брать с собой, отчим. Мне и в голову не пришло причинять вам подобное беспокойство. Что вы, мои друзья и не подозревают, что у меня здесь есть родственники! Я всего лишь хотел вновь побывать в родном доме и сходить на реку, покататься на коньках там, где обычно каталась мама.

"Ну вот, опять. Этому ублюдку несомненно что‑то известно, или, во всяком случае, он что‑то подозревает – определенно это так.

Значит, он хочет покататься на коньках? Там же, где его мать?” Лицо Шукшина расплылось в коварной улыбке:

– Ну что ж, в таком случае... когда ты приедешь?

– Часа через два, – ответил Гарри.

– Прекрасно, – сказал Шукшин. – Значит, в половине пятого или в пять. Буду с нетерпением ждать тебя, Гарри.

Он поспешил положить трубку, прежде чем животный, полный ненависти крик вырвется из его рта и выдаст истинные чувства: “О, с каким... нетерпением... я... буду ждать... этого... момента!!!"

* * *

В действительности Гарри Киф звонил вовсе не из Эдинбурга – он был гораздо ближе, в холле отеля в Бонниригге, где жил уже несколько дней. После разговора с Шукшиным он быстро накинул на плечи пальто и поспешил на улицу к машине – специально купленному старому “Моррису”. Он впервые сидел за рулем машины – точнее, вести ее помогал Гарри бывший инструктор по вождению с кладбища в Ситон Кэри.

По обледеневшим дорогам он добрался до вершины холма, с которого был хорошо виден стоявший всего в полумиле дом. Здесь Гарри остановился и вышел из машины. Место было пустынным, открытым всем ветрам, унылым и мрачным. Ежась от холода, Гарри достал бинокль и направился к торчавшим неподалеку голым деревьям.

Спрятавшись за стволом одного из них, он навел бинокль на дом и стал ждать – однако ждать ему пришлось не более одной‑двух минут.

В дверях, ведущих из кабинета в сад, показался Шукшин, быстрым шагом направился по дорожке в сторону ограды и вышел через калитку на берег реки. В руках он нес кирку...

Гарри затаил дыхание, а потом медленно выпустил воздух – пар от его дыхания таял на морозе. Пробравшись через заросли кустарника и куманики, Шукшин подошел к самому краю берега. Он осторожно ступил на лед, походил по нему взад и вперед вдоль берега, попрыгал, проверяя на прочность, и внимательно огляделся. Вокруг было совершенно пусто.

Выйдя на середину ледяного пространства, он снова попрыгал на льду и, казалось, остался вполне доволен. Перед мысленным взором Гарри вдруг возникла черно‑белая картина, которую, как ему показалось, он уже видел раньше. Он был уверен, что то же самое Шукшин проделывал много лет назад.

Увеличенная линзами бинокля фигура на льду согнулась и киркой описала на его поверхности большой круг, рисуя границу. Двигаясь вкруговую по этой линии, человек начал как сумасшедший яростно долбить лед, до тех пор пока при каждом ударе кирки в воздух не стали взлетать брызги ледяной воды. Буквально через несколько минут круглая льдина диаметром не менее девяти – или десяти футов свободно плавала, прикрывая собой прорубь. И наконец, финальный штрих...

Еще раз оглядев все вокруг, Шукшин снова двинулся по периметру круга, ногами подгребая снег и осколки льда к краям проруби. Вода, конечно, снова замерзнет, но за несколько часов лед еще не станет достаточно крепким – как минимум до утра здесь будет очень опасное место. Шукшин подготовил ловушку, но он и не подозревал, что предполагаемая жертва наблюдает за его действиями.