Да, я убил ее! Как и все экстрасенсы, она причиняла мне боль. Ее дар сводил меня с ума!
– Она нас не интересует, – прервал его Драгошани. – Поговорим об этом Кифе.
– Именно о нем я и пытаюсь вам рассказать. Вы оба обладаете очень большой силой, и тем не менее, чтобы почувствовать ваше присутствие, мне пришлось войти в дом. Но Гарри Киф...
– Да?
Шукшин покачал головой.
– О, он совсем другое дело. Его талант... безграничен! Так что я намеревался убить его не только ради Боровица, но и ради себя самого.
Драгошани его слова заинтересовали. Он всегда успеет покончить с Шукшиным, но если все, что тот сказал о Кифе, правда, тогда ему необходимо побольше о нем узнать. К тому же, если Киф действительно работает на британскую разведку, то он одним выстрелом убьет сразу двух зайцев. Он так увлекся своими мыслями, что забыл задать Шукшину главный вопрос – работал ли тот в британском отделе экстрасенсорики? А Шукшин предпочел на эту тему не распространяться.
– Думаю, что мы сумеем помочь вам, – наконец произнес Драгошани. – Всегда хорошо, когда удается найти общий язык со старыми друзьями. – Он убрал пистолет. – Когда и каким образом вы собирались убить этого человека?
И Шукшин обо всем рассказал.
* * *
Как только Шукшин скрылся в доме, Гарри вернулся к машине и поехал вниз по склону холма по направлению к Бонниригту. Оставив машину в стороне от дороги, он пешком направился через поле к реке. Все вокруг застыло от холода и потому казалось Гарри совершенно незнакомым. Это впечатление усилилось, когда со свинцово‑серого неба упали первые хлопья снега, превратив пейзаж в написанную мягкими и расплывчатыми красками картину зимней природы.
Гарри двинулся вверх по реке. Где‑то там покоилась его мать, но где конкретно, он не знал. Это и послужило одной из причин его прихода сюда – он должен убедиться в том, что знает то место, где она лежит, чтобы суметь найти ее при любых обстоятельствах. Двигаясь по замерзшей реке, он мысленно обратился к ней:
– Мама! Ты слышишь меня?
Она немедленно откликнулась:
– Гарри? Это ты? Так близко!? – И тут же в голосе ее послышались беспокойство и страх за него:
– Гарри! Это случится... сейчас?
– Да, сейчас, мама. И пожалуйста, не создавай мне больше проблем, у меня их и так предостаточно. Я пришел не спорить с тобой – мне нужна твоя помощь. Я не хочу лишнего беспокойства.
– О, Гарри, Гарри! Что я могу тебе сказать? Как же мне о тебе не беспокоиться? Я же твоя мать...
– Тогда помоги мне, успокойся и не говори больше ничего. Я хочу убедиться в том, что смогу найти тебя с закрытыми глазами.
– С закрытыми глазами? Я не...
– Мама, пожалуйста!
Она замолчала, но ее беспокойство действовало ему на нервы, как шаги любимого человека, в волнении ходящего из угла в угол в маленькой комнате. Он закрыл глаза и пошел вперед, направляясь в ее сторону. Ярдов через сто, может быть, чуть больше, он почувствовал, что достиг нужного места, остановился и открыл глаза. Он стоял под высоким, нависающим над рекой берегом, толстый слой белого льда под ногами служил надгробием его матери. Теперь он знал, что сумеет ее найти.
– Я здесь, мама, – он склонился над льдом, смахнул тонкий слой снега и взглянул на зажатую в одетой в перчатку руке рукоятку складного ножа. Это была вторая причина, по которой он пришел сюда.
Как только он начал разбивать лед, мать с упреком сказала:
– Теперь я все понимаю, Гарри. Ты лгал, ты обманывал меня. Ты знал, что у тебя могут возникнуть проблемы.
– Нет, мама! Я стал намного сильнее. Но если проблемы все же возникнут. |