– Но где мы встретимся? Я сейчас вне пределов вашей досягаемости. А завтра между нами будет лежать полмира.

– Да, я знаю, что ты бежишь, – презрительно отозвался Киф, – но я найду тебя, и скоро! И тебя, Бату, Боровица!.. И снова Драгошани, хищно оскалившись, прошептал:

– Наверное, нам следует встретиться, Гарри Киф, но где и как?

– Узнаешь, когда придет время, – ответил голос. – Я хочу, чтобы ты знал еще вот что: тебе придется намного хуже, чем Гормли.

Неожиданно Драгошани почувствовал, что от холодного, ледяного голоса Кифа у него кровь застывает в жилах. Он встряхнулся, чтобы взять себя в руки, и ответил:

– Прекрасно, Гарри Киф! Где угодно и когда угодно. Я буду ждать тебя.

– И победитель получит все, – еще раз повторил голос. Раздался слабый щелчок, и в трубке послышались короткие гудки.

Драгошани долго не сводил глаз с зажатой в руке телефонной трубки, затем с силой швырнул ее на место.

– Я тебя одолею, Гарри Киф; – скрежеща зубами, прорычал он. – Можешь не сомневаться, я получу все!

Глава 14

Возвратившись в середине следующего дня в особняк в Бронницах, Драгошани не застал там Боровица. Секретарь сказал, что два дня назад умерла Наташа Боровиц и Григорий Боровиц оплакивает ее на даче и пробудет там рядом с женой еще день или два. Несмотря на предупреждение секретаря о том, что Боровиц просил не беспокоить, Драгошани все же позвонил.

– А, Борис, – отозвался Боровиц пустым и как никогда мягким голосом. – Значит, ты вернулся.

– Григорий, прими мое соболезнование, – произнес в ответ Драгошани, следуя установленному порядку, обычаю, смысл которого ему не совсем был понятен. – Но я подумал, тебе будет приятно узнать, что я выполнил твое задание. И сделал больше, чем ты хотел. Шукшин мертв. Гормли мертв. И я знаю абсолютно все.

– Хорошо, – равнодушно произнес Боровиц. – Но пожалуйста, давай не будем говорить о смерти. Не сейчас... Я пробуду здесь еще неделю. После этого... мне потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя. Я любил эту ворчливую упрямую старуху. По словам врачей, у нее была опухоль в голове, которая вдруг резко увеличилась. Наташа под конец была такая тихая. Мне очень не хватает ее. Она от меня никогда ничего не скрывала. И это так приятно.

– Мне очень жаль, – сказал Драгошани. Но Боровиц резко прервал его.

– Отдохни, – сказал он‑. – Напиши пока отчет. Доложишь через неделю или дней через десять. Ты хорошо выполнил свою работу.

Драгошани сжал трубку телефона.

– Отдых мне сейчас как раз кстати, – ответил он. – Я смогу навестить старого друга. Григорий, могу я взять с собой Макса Бату? Он тоже хорошо поработал.

– Да, да, и больше не беспокой меня. До свидания, Драгошани.

На этом разговор и закончился.

* * *

Драгошани не любил Бату, но у него относительно Макса имелись свои планы. В любом случае, из него получится удобный попутчик, он мало говорит, держится более или менее сам по себе и неприхотлив в запросах. Он, правда, испытывал страсть к сливовице, но это пристрастие не превращалось в проблему. Маленький монгол мог пить ее, пока из ушей не потечет, но при этом казался абсолютно трезвым. Важен был лишь внешний вид.

Зима была в самом разгаре, поэтому они поехали поездом, который много раз останавливался в пути. До Галаца они добирались около полутора суток. Драгошани взял на прокат машину с противоснежными цепями, что обеспечивало им полную независимость, и Драгошани был очень этим доволен.