В конце концов, когда они к вечеру второго дня путешествия оказались в комнате, снятой Драгошани в крошечной деревушке недалеко от Валени, Борис вдруг почувствовал, что его угнетает молчание Бату, и спросил:

– Макс, неужели вас не интересует, что мы собираемся здесь делать, зачем приехали? И почему я взял вас с собой?

– Совершенно не интересует, – ответил Бату. – Думаю, что вы сами скажете мне об этом, когда сочтете нужным. В конце концов какая разница? Я люблю путешествовать. Возможно, товарищ генерал в следующий раз пошлет меня с заданием в другие страны.

"Нет, Макс, никто, кроме меня, больше не будет давать тебе заданий”, – подумал Драгошани, но вслух произнес:

– Может быть.

* * *

К тому моменту, когда они закончили ужинать, наступила ночь. И тогда Драгошани впервые намекнул Бату на то, что их ожидает впереди.

– Сегодня чудесная ночь, Макс, – сказал он. – Звезды светят ярко и на небе ни облачка. Это как нельзя кстати, потому что нам предстоит поездка на машине. Мне необходимо кое с кем поговорить.

По пути к крестообразному хребту они проехали поле, в одном из углов которого возле приготовленной для них соломы сгрудились овцы. Вокруг тонким слоем лежал снег, но температура воздуха была вполне приемлемой. Драгошани остановил машину.

– Моего друга мучает жажда, – объяснил он. – Но сливовицей он не увлекается. Я думаю, нам следует прихватить для него какое‑нибудь питье.

Они вышли из машины, и Драгошани побежал по полю, разгоняя овец.

– Вот эту, Макс, – крикнул он, когда одна из овец остановилась поблизости от Бату, облокотившегося на ограду. – Только не убивайте ее, просто оглушите, если сможете.

Максу это удалось. Он присел на четвереньки, лицо его исказилось, и сквозь прутья ограды он устремил взгляд на овцу. Драгошани отвернулся как раз в тот момент, когда бедное создание в ужасе заблеяло. Оглянувшись, он увидел, что животное рухнуло как подкошенное на землю и превратилось в бесчувственную груду шерсти.

Вдвоем они перетащили овцу в багажник и поехали дальше. Через какое‑то время Бату сказал:

– У вашего друга, должно быть, очень своеобразный вкус, товарищ.

– О да, Макс, о да! – и Драгошани кое о чем рассказал Бату.

Несколько минут тот сидел молча, затем снова заговорил:

– Товарищ Драгошани, вы очень необычный человек – мы оба с вами весьма необычные люди, но сейчас вы вынуждаете меня подумать, что вы сошли с ума!

Смех Драгошани больше напоминал собачий лай. Наконец он сумел с ним справиться.

– Вы хотите сказать, что не верите в существование вампиров, Макс?

– О нет, я верю! – ответил тот. – Я верю тому, что вы говорите. Я не имел в виду веру в их существование, когда упомянул о сумасшествии. Я хотел сказать, что безумием является ваше желание откопать его.

– Посмотрим, как пойдут дела, – проворчал Драгошани более спокойно. Я прошу вас помнить только об одном, Макс. Что бы вам не пришлось увидеть или услышать, что бы ни случилось, вы ни в коем случае не должны вмешиваться. Я не хочу, чтобы он заподозрил о вашем присутствии. Во всяком случае пока. Вы все поняли? Вы должны оставаться в стороне и вести себя так тихо, чтобы даже я забыл о вашем существовании!

– Как вам угодно, – пожал плечами Бату. – Но вы говорили, что он способен читать ваши мысли. Что если ему известно о том, что я еду вместе с вами?

– Нет, – ответил Драгошани, – потому что я всегда чувствую, когда он пытается проникнуть в меня, и знаю, как от него избавиться. В любом случае сейчас он, должно быть, очень слаб и у него не хватит сил, чтобы бороться со мной, даже мысленно.