Не веря своим ушам, Боровиц сурово уставился на Драгошани.

– Так вот зачем ты приехал?! – прорычал он. – Ничего себе срочная необходимость! Ты что, решил, что мне пора уходить? Или что я сам готов уйти? Теперь, когда Наташи нет, думаешь, я отойду от дел?

Боровиц выпрямился, и в глазах его появился знакомый Борису огонь. Только сейчас некромант не испытывал страха перед этим человеком.

– Я просил вас не задавать вопросов, – напомнил он, и в голосе послышались недобрые нотки. – Мне нужны ответы от вас, Григорий. А теперь скажите: кого вы избрали своим преемником? И вообще, приняли ли вы какое‑либо окончательное решение? А если приняли, то оформили ли его в письменной форме?

Боровиц был потрясен и одновременно пришел в ярость.

– Ты осмеливаешься?.. – заревел он, выкатив глаза. – Ты осмеливаешься?.. Ты забываешься, Драгошани! Ты забыл, кто перед тобой стоит и где ты находишься! Кроме того, ты забыл – или предпочитаешь не помнить об этом, – что я только что потерял жену! Ну и черт с тобой, Драгошани! Я отвечу на твой вопрос; нет, я пока не отдал никакого письменного распоряжения! Мне это ни к чему, потому что я еще долго собираюсь стоять во главе отдела.

Уверяю тебя! Более того, если бы мне пришлось выбирать сейчас преемника, то ты никогда не стал бы им, можешь выбросить из головы саму мысль об этом! – Дрожа от ярости, Боровиц вскочил с кушетки. – А теперь убирайся прочь с моих глаз! Выметайся, не то я...

Драгошани снял темные очки в массивной оправе. Взглянув на Драгошани, Боровиц замер на месте, поразившись произошедшей перемене. Перед ним был не Драгошани – нет, это был кто‑то совсем другой. И эти глаза! Невероятно красные глаза!

– Я увольняю вас, Григорий! – зловещим голосом произнес Драгошани. – Но вы уйдете не с пустыми руками. После стольких лет верной и преданной службы.

Он вдруг съежился, плечи его будто сами по себе поползли вверх.

– Увольняешь меня? – Боровиц хотел было попятиться назад, но прямо за спиной стояла кушетка. – Ты... увольняешь... меня?..

Драгошани кивнул и улыбнулся, обнажая крупные острые зубы:

– У нас есть маленький прощальный подарок, Григорий!

– У вас? – прохрипел Боровиц.

– У меня и у Макса Бату, – ответил Драгошани. И в то же мгновение перед глазами Боровица разверзся ад!

Потом кто‑то изо всей силы толкнул его в грудь; широко раскинув руки, он отлетел назад, ударился о стену и вновь качнулся, падая вперед. Полочки и небольшие картины рухнули со стены вниз. Боровиц упал, почти растянувшись на кушетке. Схватившись за грудь и глотая ртом воздух, он попытался подняться на ослабевшие вдруг ноги. Сердце его разрывалось. Он понял, что сделал с ним Драгошани, хотя у него в уме не укладывалось, как ему это удалось.

Наконец он смог выпрямиться. Протягивая к некроманту короткие, трясущиеся руки, он прошептал:

– Драгошани! Драго...

Но тот снова пустил в него мысленную стрелу... и еще раз...

Первая, как муху, пришлепнула Боровица, пригвоздив его к кушетке, но он сумел приподняться и, прежде чем его настигла следующая, успел закончить последнее слово, произнесенное им в жизни:

– ...шани!

Все, конец. Бывший шеф отдела экстрасенсорики больше не подавал никаких признаков жизни. Его поза и весь его вид свидетельствовали о том, что он скончался от “сердечного приступа”.

– Великолепно! – Драгошани был очень доволен.

Он огляделся. Дверца углового шкафа была приоткрыта, за ней на полке среди бумаг, конвертов и других канцелярских принадлежностей стояла старенькая пишущая машинка. Он достал ее, поставил на стол, вложил лист чистой бумаги и сосредоточенно начал печатать:

"Я чувствую себя неважно.