– Мы всего лишь знаем, где он. Он в, Восточной Германии, в Лейпциге. Он проехал в качестве туриста через контрольно‑пропускной пункт Чарли в Берлине. И, кстати, совершенно не пытался скрыть свое настоящее имя. Это очень странно. В Лейпциге он находится уже четыре или пять дней. И почти все время проводит на кладбище. Очевидно, ждет связного.
– Вот как? – Драгошани на минуту остановился и насмешливо посмотрел на сопровождающего. – Очевидно, говорите? Позвольте вам заметить, товарищ, что там, где дело касается этого человека, ничего очевидного быть не может! А теперь быстро пойдемте в мой кабинет – я дам вам кое‑какие указания.
Через минуту они вошли в приемную перед кабинетом Боровица.
– В ваш кабинет? – удивленно переспросил офицер. Сидевший за столом секретарь Боровица – молодой человек в очках с толстыми стеклами, с тонкими бровями и рано поредевшими волосами – поднял недоуменный взгляд. Драгошани махнул большим пальцем в сторону оставшейся открытой двери.
– Выйдите! Подождите за дверью. Я вызову вас.
– В чем дело? – вскочил пораженный секретарь. – Товарищ Драгошани, я протестую, я...
Перегнувшись через стол, Драгошани схватил его за левую щеку и выволок прямо по столу на середину комнаты – карандаши и ручки разлетелись во все стороны. Не обращая внимания на пронзительные вопли удивления и боли, он подтащил секретаря к открытой двери и, выпустив из рук, поддал коленом в зад.
– Жалуйтесь Григорию Боровицу, когда увидите его в следующий раз, – рявкнул он. – А до тех пор будете подчиняться мне, или я вас пристрелю!
После этого он проследовал в бывший кабинет Боровица, за ним едва поспевал трясущийся от страха офицер охраны. Усевшись в кресло за столом Боровица, Драгошани вновь взглянул на него.
– Ну так, кто следит за Гарри Кифом? Охваченный страхом офицер заикаясь стал докладывать:
– Я... я... мы... Восточногерманская пограничная служба безопасности, – наконец выговорил он.
– Хорошо, – кивнул головой Драгошани. – Говорят, они знают свое дело. Так вот, от имени Григория Боровица я приказываю немедленно арестовать Кифа. Если возможно, взять его живым. То же самое я приказывал сделать вчера вечером, а я не люблю повторять дважды свои приказы!
– Но нет никаких оснований для ареста, – попытался объяснить офицер. – За ним ничего не числится, и, следовательно, он не совершил ничего предосудительного.
– Основание есть... убийство. Он убил нашего глубоко законспирированного агента в Англии. Так или иначе его необходимо взять. Если возникнут сложности, немедленно пристрелить. И это тоже я приказывал сделать еще вчера вечером.
Офицер охраны принял обвинения на свой счет и попытался оправдаться:
– Но это же немцы, товарищ! Некоторым из них хочется думать, что они сами руководят своей страной. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Нет, – ответил Драгошани, – не понимаю. Пройдите в соседнюю комнату – там есть телефон – и свяжитесь со штаб‑квартирой пограничной службы безопасности в Берлине. Я сам с ними поговорю.
Офицер продолжал стоять, раскрыв рот, в изумлении глядя на него.
– Живо! – рявкнул Драгошани. И вслед мгновенно выскочившему из кабинета офицеру крикнул:
– И пришлите ко мне того болвана, который стоит за дверью!
Когда секретарь Боровица вошел, Драгошани обратился к нему:
– Садитесь. И слушайте. До возвращения товарища генерала его обязанности буду исполнять я. Что вы знаете о работе, ведущейся в особняке?
– Практически все, товарищ Драгошани. – Секретарь все еще был бледен от испуга и держался за щеку. |