Сама идея состояла в следующем: все ученики в конце дня по вторникам должны были пройти милю по равнине до берега, где собирали большие округлые плоские камни, которых там было множество.

Каждый мальчик должен был принести в школу один такой камень. По установившейся традиции, на пути к берегу учитель‑мужчина (как правило, учитель физкультуры – бывший армейский тренер по физической подготовке) и две молоденькие учительницы восхваляли красоту полей, живых изгородей, полевых цветов и волшебство природы в целом. Впрочем, это не интересовало Гарри Кифа, ему просто нравилось гулять по берегу моря, а кроме того, это было все же лучше, чем теплым тихим днем сидеть в классе.

– Послушай, – обратился Джимми Коллинз к Гарри, когда они в паре шли в середине длинного строя детей, спускаясь между дюнами к морю, – ты должен быть внимательнее к старику Ханнанту. Я говорю сейчас не о получении “необходимой квалификации” – это тебе решать – но вообще на уроках. Старик Джордж не так уж плох, но может разозлиться, если вдруг решит, что ты употребляешь какую‑нибудь дрянь.

Гарри уныло пожал плечами:

– Мне просто снился сон. В этом все дело. Понимаешь, когда я вот так сплю с открытыми глазами, я ничего не могу с этим поделать. Только крик Ханнанта и твой толчок вывели меня из этого состояния.

(Вытащили меня... сильные руки, опустившиеся в воду... чтобы вытащить меня, или толкнуть вниз?) Джимми кивнул.

– Я много раз видел тебя таким и раньше. Твое лицо становится довольно забавным... – Он на миг посерьезнел, " а потом хмыкнул и игриво хлопнул Гарри по плечу:

– Да это не имеет значения – твое лицо всегда забавно выглядит.

Гарри фыркнул:

– Слушай, кто бы говорил! А что ты все‑таки имеешь в виду? Что значит, я забавно выгляжу?

– Ну, понимаешь, ты сидишь совершенно неподвижно, как будто не от мира сего, и выглядишь очень испуганным. Правда, не всегда. Иногда ты как будто мечтаешь. Старик Джордж прав, когда говорит, что создается впечатление, будто ты где‑то не здесь. На самом деле все очень таинственно. Вот скажи, сколько у тебя друзей?

– У меня есть ты, – слабо возразил Гарри.

Он знал, что имеет в виду Джимми: он был слишком тихим, слишком погруженным в себя. Но при этом не был прилежным учеником, зубрилой. Возможно, хорошая учеба могла бы объяснить его поведение, но он учился отнюдь не блестяще. Он был достаточно умен и сообразителен (он, по крайней мере, считал себя умным), если только у него возникало желание на чем‑то сосредоточиться. Но в том‑то и дело, что сосредоточиться ему было очень трудно. Казалось, что иногда его мысли совершенно далеки от реальности. Запутанные мысли и сны наяву, игра воображения и видения. В его мозгу возникали какие‑то фантазии, причем происходило все это не по его воле. Эти фантазии были настолько детализированы, что, скорее, походили на воспоминания. Воспоминания других людей. Людей, которых уже нет. Как будто в его голове эхом отражались мысли тех, кто уже... куда‑то ушел.

– Да, я твой друг, – прервал ход его мыслей Джимми. – А еще кто?

Гарри пожал плечами и продолжал защищаться.

– Есть еще Бренда, – сказал он. – И... в любом случае друзей не должно быть много.