Только один раз, когда мы усаживались за стол, она вновь коснулась этой темы.
— Ты знал, — спросила она мужа, — что теперь Филипп Айронсайд будет жить здесь?
— Да, знал, — ответил он.
Она сердито заерзала на месте; то же самое проделала Памела, сидевшая с ней рядом.
— Я полагаю, что мне этого не сказали, чтобы я не могла воспрепятствовать сделке? — резко осведомилась она.
Ее муж рассмеялся:
— Не совсем так, моя дорогая. Я подумал, что, так как мы собираемся поселиться в Штатах, тебе будет уже безразлично, что происходит здесь. Кроме того, довольно глупо так беспокоиться о Филиппе. Такое могло случиться с кем угодно, а не только с ним.
— Но случилось только с ним! — сказала миссис Лонквет деревянным голосом.
Ее муж пожал плечами.
— Давай оставим эту тему, — спокойно попросил он и нарочито повернулся к Даниэлю: — Вы обошли все поместье? Посмотрели все, что хотели?
— Думаю, что да, — ответил Даниэль.
Он бросил на меня вопросительный взгляд, надо отдать дань его хорошим манерам, и я кивнула, хотя все, что я увидела, совершенно смешалось у меня в голове. Весь день был заполнен сахаром, но я так толком ничего и не узнала о нем.
— Значит, вы завтра свяжитесь с Аароном? — настаивал мистер Лонквет.
— Думаю, что позвоню ему сегодня вечером, — ответил Даниэль.
Все семейство Лонквет обменялось успокоенными взглядами. Неужели им так не терпелось уехать? Я удивилась — почему? Даже Памела вдруг стала более оживленной, как будто ей на самом деле хотелось побыстрее покончить со всем. Но ведь именно в этом месте заключалось ее будущее. Не в этом доме, это правда, но там, где сосредоточивались интересы Даниэля, а это была рафинадная фабрика и поместье Хендриксов.
Это был необыкновенный ужин. Я так хорошо не ела с тех пор, как приехала на Тринидад, так как хотя Пейшнс и была совершенством во многих отношениях, но ее кулинарное воображение было во многом ограничено. Миссис Лонквет, несмотря ни на что, держала великолепный стол, и я начала думать, что недооценивала ее; что, возможно, она не так уж презирала меня, как на то указывало ее поведение. На ужин было собрано все лучшее, что могла предложить кухня Вест-Индии, и она явно приложила максимум усилий, чтобы угодить всем присутствующим.
Мы начали со знаменитого супа — калалу, приготовленного из крабов, окры, томатов и лука и приправленного тимьяном, лавровым листом и молотым перцем чили. Миссис Лонквет пространно рассказала мне, что этот суп послужил прототипом знаменитому новоорлеанскому супу из крабов и окры.
— Мы, американцы, не любим признаваться в этом, — доверительно сказала она, — но тем не менее это правда. Я считаю, что это король всех креольских супов, хотя Памела и не очень его любит, не так ли?
Памела скорчила гримаску, пытаясь определиться, нравится ей суп или нет.
— Я не в восторге от морской еды, — наконец сказала она.
А я пришла к заключению, что я в полном восторге от морепродуктов. Я никогда не пробовала более вкусного супа, и к тому времени, когда на стол подали сочные стейки с крохотным зеленым горошком и картофельной запеканкой, а затем запеченные бананы с кокосовым кремом, я уже вполне примирилась с жизнью. Стоило поголодать целый день, когда тебя ждало такое вознаграждение!
Даниэль ухмылялся мне через весь стол.
— Спорю, что ты никогда не пробовала такую еду раньше! — поддразнивал он меня.
— Мне так все понравилось, — восхищенно призналась я. — В Порт-оф-Спейне мы довольствовались в основном кукурузой и сладким картофелем!
— Но это очень нездоровая пища! — упрекнула меня миссис Лонквет, словно ее задели за живое. |