Женни была как на ножах. Мало того, что каждую минуту за драпировку ее спальни могли войти горничная или Абрамовна, туда мог войти муж, которого она ожидала беспрестанно.

Женни вертелась около опущенных занавесок драпировки и понимала, что, во-первых, ее караульное положение здесь неестественно, а во-вторых, она не знала, что делать, если горничная или няня подойдет к ней и попросит ее дать дорогу за драпировку.

Бедная женщина стояла, держа палец одной руки у рта, а другою удерживая крепко стучавшее сердце.

– Что нам делать? – шепнула она Розанову. Тот пожал плечами и поникнул головою в совершенном недоумении.

Вязмитинова неслышными шагами подвинулась за занавеску, и через полминуты Розанов услыхал, как щелкнул замок в ее ванной. Вслед за тем Женни выскочила, как бы преследуемая страшным привидением, схватила со стола свечу и побежала через зал и гостиную в кабинет мужа. Во все это время она судорожно совала что-то в карман своего платья и, остановясь у мужниного письменного стола, что-то уронила на пол.

Розанов нагнулся и поднял ключ.

Женни села и оперлась обеими локтями на письменный стол. Голова ее шаталась от тяжелого дыхания.

– Дайте мне воды, – прошептала она Розанову.

Доктор налил ей стакан воды. Она выпила полстакана и вопросительно посмотрела на Розанова.

– Возьмите ключ, – сказал он ей тихо.

Евгения Петровна схватила ключ, дрожащею рукою сунула его в карман и закрыла разрез складкою широкой юбки.

– Что ему могут сделать? – начала она очень тихо.

– Могут сделать очень дурное. Закон строг в таких случаях.

– Боже мой, и неужто нет никакой возможности спасти его? Пусть бежит.

– Как, куда и с чем?

– За границу.

– А где паспорт?

– Пусть скроется пока в России.

– Все-таки нужен вид, нужны деньги.

– Я найду немного денег.

– А вид?

Женни замолчала.

– Что это за бумага? – спросила она через несколько минут, указывая на лежащую на столе подорожную мужа. – Это подорожная, – да? С нею можно уйти из Петербурга, – да? Говорите же: да или нет?

– Да, – отвечал Розанов.

Женни взяла бумагу и, подняв ее вверх, встала со стула.

– А что будет, если эта бумага пропадет? – спросила она, глядя тревожными и восторженными глазами на Розанова. – Отвечайте мне чистую правду.

– Если эту подорожную у Николая Степановича украдут?

– Да, если ее у него украдут? Скорее, скорее отвечайте.

– Если украдут, то… ему выдадут новую, а об этой объявят в газетах.

– И только? Говорите же: и только?

– И только, если она будет украдена и пропадет без вести. В противном случае, если Райнер с нею попадется, то… будет следствие.

– Да, но мой муж все-таки не будет отвечать, потому что он ничего не знал? Я скажу, что я… сожгла ее, изорвала…

– Да, что до вашего мужа, то он вне всяких подозрений.