Старуха поправила лампаду, вздохнула и пошла в свою комнату.

Райнера не стало в Петербурге.

Глава восемнадцатая

Землетрясение

Четвертые сутки Лизе не удалось просидеть в своей комнате.

Белоярцев в этот день не обедал дома и прискакал только в шесть часов. Он вошел, придавая своему лицу самый встревоженный и озабоченный вид.

– Все дома? – спросил он, пробегая в свою комнату.

– Все, – лениво ответила Бертольди.

– А Бахарева? – спросил он, снова выбежав в залу.

– Она в своей комнате.

– Зовите ее скорее сюда. У нас сегодня непременно будет полиция.

– Полиция! – воскликнуло разом несколько голосов.

– Да, да, да, уж когда я говорю, так это так. Сегодня ночью арестовали Райнера; квартира его опечатана, и все бумаги взяты.

Бертольди бросилась с этой новостью к Лизе.

– Нужно все сжечь, все, что может указать на наши сношения с Райнером, – говорил Белоярцев, оглядываясь на все стороны и соображая, что бы такое начать жечь.

Вошла Лиза. Она была бледна и едва держалась на ногах. Ее словно расшибло известие об аресте Райнера.

– У вас, Лизавета Егоровна, могут быть письма Райнера? – отнесся к ней Белоярцев.

– Есть, – отвечала Лиза.

– Их нужно немедленно уничтожить.

– Все пустые, обыкновенные письма: они не имеют никакого политического значения.

– Все-таки их нужно уничтожить: они могут служить указанием на его связь с нами.

Лиза встала и через пять минут возвратилась с пачкою записок.

– Сжигайте, – сказала она, положив их на стол.

Белоярцев развязал пачку и начал кидать письма по одному в пылающий камин.

Лиза молча глядела на вспыхивающую и берущуюся черным пеплом бумагу. В душе ее происходила ужасная мука. «Всех ты разогнала и растеряла», – шептало ей чувство, болезненно сжимавшее ее сердце.

– У вас еще есть что-нибудь? – осведомился Белоярцев.

– Ничего, – отвечала Лиза, и то же чувство опять словно с хохотом давнуло ее сердце и сказало: «да, у тебя больше нет ничего».

– Что же еще жечь? Давайте, чту жечь? – добивался Белоярцев.

Ступина принесла и бросила какие-то два письма, Каверина кинула в огонь свой давний дневник, Прорвич – составленный им лет шесть тому назад проект демократической республики, умещавшийся всего на шести писанных страничках. Одна Бертольди нашла у себя очень много материала, подлежащего сожжению. Она беспрестанно подносила Белоярцеву целые кипы и с торжеством говорила:

– Жгите.

Но, наконец, и ее запас горючего вещества иссяк.

– Давайте же? – спрашивал Белоярцев.

– Все, – ответила Бертольди.

Белоярцев встал и пошел в свою комнату. Долго он там возился и, наконец, вынес оттуда огромную груду бумаг. Бросив все это в камин, он раскопал кочережкою пепел и сказал:

– Ну, теперь милости просим.