Изменить размер шрифта - +

 

– Ну, а сколько было фурманок? – спрашивал трубач стражника.

 

– Две, пане.

 

– Нет, четыре.

 

– Ей-богу, пане, две видел.

 

– А по скольку коней?

 

– По паре, пане, – парные, пане, были фурманки.

 

– И сколько было рудых коней?

 

– Два, сдается.

 

– А вот же брешешь, один.

 

– Может, пане, и один. Мряка была; кони были мокрые. Может, и точно так говорит ваша милость, рудый конь один был.

 

– И обещали они привезть провиант к вечеру?

 

– О! Бог же меня убей, если не обещали.

 

– И бумаги никакой не оставляли нашему полковнику?

 

– Боже мой, да что ж вы меня пытаете, пане?

 

– Бо ты брешешь.

 

– А чтоб мои очи повылазали, если мне брехать охота.

 

Старик опрокинул пустой чайник, разбудил спавших на хворосте повстанцев и, наказав им строго смотреть за стражником, улегся на хворост, читая вполголоса католическую молитву.

 

– Как это наш ротмистр в этой смердячей хате пишет? – сказал он, ни к кому не относясь и уворачиваясь в свиту.

 

– Тепло, да смрад там великий, – отозвался в темноте стражник.

 

В теплой хате с великим смрадом на одной лавке был прилеплен стеариновый огарок и лежали две законвертованные бумаги, которые Райнер, стоя на коленях у лавки, приготовил по приказанию своего отрядного командира.

 

Окончив спешно эту работу, Райнер встал и, подойдя тихонько к Помаде, сел возле него на маленьком деревянном обрубке.

 

– Как вы себя чувствуете, Помада? – спросил он с участием.

 

Больной тяжело вздохнул и не ответил ни слова.

 

Райнер посидел молча и спросил:

 

– Не надо ли вас перевязать?

 

– Не надо, – тихо процедил сквозь зубы Помада и попробовал приподняться на локоть, но тотчас же закусил губы и остался в прежнем положении. – Не могу, – сказал он и через две минуты с усилием добавил: – вот где мы встретились с вами, Райнер! Ну, я при вас умру.

 

– Постойте, мы возьмем вас.

 

– Нет, тут вот она (Помада потрогал себя правою рукою за грудь)… я ее чувствую… Смерть чувствую, – произнес он с очевидной усталостью.

 

– Вот, – заговорил опять словоохотливо Помада, – три раны вдруг получил, я непременно должен умереть, а пятый день не умираю.

 

– Не говорите, это вам вредно, – остановил его Райнер.

 

– Нет… мне все равно. У меня здесь пуля под левой… под левым плечом… я умру скоро… Да, через несколько часов я, наконец, умру.

 

– Как вы сюда попали?

 

– Я сам просил, чтобы меня оставили… тряско ехать… хуже. Все равно где ни умереть. Этот негр, – у него большая рана в паху… он тоже не мог ехать…

 

– От него гангренозный запах.

 

– Не слышу… У меня уж нет ни вкуса, ни обоняния… Я рад, что я…

 

– Вы радуетесь близкой смерти?

 

Помада сделал головою легкий знак согласия.

Быстрый переход