Хотя это вовсе не означало, что они простили его.

Глава 6

Проклятое солнце, казалось, окончательно свихнулось и распоясалось, словно осознавая свою неограниченную власть над миром и полную безнаказанность. Оно жгло все сильнее и сильнее, и не было ни управы на него, ни тени, в которой можно было бы укрыться. Ничего здесь не было, в этой выжженной мертвой зоне, – только солнце, ветер и пустыня, покрытая черным пеплом.

В душе тоже ничего уже не оставалось, кроме равнодушного ожидания конца. Не чувствовалось ни жажды в засохшем рту и шершавом горле, ни голода, превратившего желудок в сухой ноющий комочек, ни боли от чудовищных ожогов, заставляющих кожу покрываться отвратительными язвами и сползать с открытых участков тела гнойными струпьями, ни гнева на тех, кто сумел за считанные часы превратить мирный, зеленевший травой и кустами мир в страшный ад, ни даже отчаяния, порожденного пониманием того, что ты бессилен и обречен. Пожалуй, лишь слабая надежда на то, что конец близок, еще трепыхалась на самом дне души, и было непонятно, каким образом это жалкое подобие чувства может заставлять усталые, сбитые до кровавых мозолей ноги плестись по бесконечной раскаленной равнине.

От всех желаний давно осталось одно единственное: упасть, зарывшись разъеденным лицом в черный сухой пепел, и больше не вставать никогда.

Однако Гарс продолжал идти. Впрочем, это было громко сказано. Ни он, ни его спутники не шли, а кое как брели, спотыкаясь, если под ноги попадались камни, и падая, если нога оступалась в выбоину. Это было странное шествие. И очень страшное, потому что никто не издавал ни звука. На слова просто не осталось сил. И желания тоже… Что можно было сказать друг другу, если души опустошены и обескровлены? Да и есть ли у них еще души?!

Похоже было, что за то время, которое Гарс провел в Очаге после возвращения из за Горизонта, с планетой случилась мгновенная глобальная катастрофа, превратившая Землю в одну большую Мертвую зону. Похоже было, что Земля перестала вращаться вокруг Солнца. Иначе как объяснить, что этот проклятый день все длился и длился, а солнце вовсе не собиралось убираться с белесого небосвода?! Часы у них были, но они быстро вышли из строя – не то от дикой жары, не то от каких то невидимых магнитных полей. Поэтому не представлялось возможным определить, сколько же времени они бредут по черной пустыне без конца и без края и какое расстояние уже преодолели…

Одно было совершенно очевидно: они безнадежно заблудились, потому что, в каком направлении теперь они бы ни двигались, всюду взгляду открывалась ослепительная пустота, пронизываемая сухим резким ветром и злобным солнечным сиянием. И еще была плоская поверхность с еле заметной черточкой горизонта. Холмы давно остались позади, и давно пропала из виду стена Купола, за которой люди, наверное, все еще ждали возвращения отряда, не зная, что он никогда не вернется. А может быть, там прошло слишком много времени, чтобы кто то еще продолжал ждать и надеяться. В этом случае их объявили пропавшими или погибшими, и горе теперь владеет душами жен, оставшихся без мужей, и детей, оставшихся без отцов. Только по Гарсу никто не будет сожалеть, кроме матери. Да и ей теперь придется несладко. Мать проклятого убийцы, загубившего двенадцать… нет, тринадцать человек вместе с Прагом, едва ли будет пользоваться сочувствием и уважением односельчан…

Воспоминание о матери отняло последние остатки сил, и Гарс остановился.

– Сван! – хрипло окликнул он спину спортсмена, мерно шевелившуюся в такт шагам в нескольких метрах впереди. –Подожди… Посидим.

Пересохшее горло было способно пропускать наружу лишь короткие отрывистые слова, потому что от длинных фраз его сразу схватывал приступ сухого удушливого кашля.

Сван молча рухнул на колени там, где стоял, и Гарс, в свою очередь, бессильно опустился на раскаленную землю.