– Наш хомоценоз назывался Очаг, Джанком Олегович, – с невинным видом ответствовал Гарс. – А поскольку при регистрации требовалось как минимум двучленное наименование моей личности, то я и решил присвоить себе такую фамилию.

– А как тебе твоя основная работа? – вдруг поинтересовался Тарраф. – Нравится?

– Ненаучно рассуждаете, Джанком Олегович, – позволил себе шутливую дерзость Гарс. – Что значит – «нравится, не нравится»? Как гласит народная мудрость, дареному коню в зубы не смотрят – и так ясно, что их нет! Тут другая проблема возникает…

– Какая же?

– Наша группа занимается черт знает чем! – выпалил Гарс.

– Например? – Глаза Таррафа оставались по прежнему спокойными и зоркими.

– Ну, например, у нас проводятся какие то абстрактные эксперименты. Тесты, анкетирование… Неработающие модели сознания… Заумные отчеты, в которых никто не может разобраться и которые сваливаются в архив мусорной кучей! Зачем все это, Джанком Олегович? Вот вы можете мне это объяснить?

– А что здесь странного? Да у нас полным полно таких групп, работа которых может показаться непосвященному человеку пустой тратой времени. Вся теоретическая наука – по существу, просиживание задницы и ломание головы над какой нибудь абстрактной проблемой! Возьми философов – у них, по твоему, вообще сплошная заумь? И потом, мне странно как то слышать подобные заявления от адепта системного подхода. К тому же Лапорт, насколько мне известно, занимается не только теоретическими изысками, он же целый экспериментальный комплекс создал!

– Да я не это имею в виду, Джанком Олегович, – отмахнулся Гарс. – Я вообще рассуждаю. Мне просто показалось странным то обстоятельство, ч й? Когниция позволяет себе роскошь проводить исследования и эксперименты в то время, как человечество стоит на краю гибели! Ну, предположим, узнаем мы, что человек думает все таки головой, а не другими частями тела, ну построим тысяча первую модель его сознания, ну дадим стотысячное определение термину «коллективная ассоциация» – а дальше то что?! Что изменится от этого в окружающем мире? Перестанут воевать экстроперы и превенторы? Самоликвидируются Купола над хомоценозами? Или что?

– Или что, – замороженно улыбнулся Тарраф. – Признаюсь, ты меня разочаровываешь, Гарс. Я уже начинаю сомневаться, что ты так рвался уйти за Горизонт. По моему, ты все еще остаешься по ту сторону Купола, только Купол этот ограничивает твое мышление. Но есть нечто такое, что амнистирует тебя в моих глазах. Ты наконец то сказал: «у нас», «в нашей группе»… Ладно, иди дозревать. А то там Лапорт ждет тебя не дождется!

Он повернулся и пошел прочь по коридору, ступая так размеренно, будто мысленно рассчитывал каждый свой шаг на вычислителе.

– Но ведь это будет длиться бесконечно! – в отчаянии крикнул ему в спину Гарс. – Нельзя объять необъятное, Джанком Олегович!

Тарраф приостановился и повернул к нему серьезное лицо.

– Ты ошибаешься, Гэ Очагов, – сообщил он. – Ты путаешь мироздание с баобабом – вот его то действительно нельзя объять!

Очередной «абстрактный эксперимент» под руководством Лапорта прошел, как обычно, весьма экстравагантно.

Выглядело это так.

Толпа подопытных, собранных «по сусекам» из разных групп и бездельников лаборантов, гогоча и рассказывая анекдоты, мариновалась в коридоре, а в качестве жертвы эксперимента отбирался один субъект – как сделал про себя вывод Гарс, самый горластый и шумный.