Я окончательно убедился, что ни один хазарский следопыт не обратит на него никакого внимания.

— По-моему, отлично, дружище! — кивнул я духу. — И сколько ты сможешь так просидеть?

— Столько, сколько нужно, — заверил меня дух.

Ну, так-то, да. Просидел же он полторы тысячи лет в тёмной пещере. И не ради какого-нибудь важного дела, а из чистого упрямства.

Убедившись, что переправа под надёжным контролем духа, сами мы отъехали подальше. Конечно, костёр можно разжечь в яме, чтобы его не было видно. Собственно говоря, мы так и сделали.

Но запах дыма в яму не спрячешь. А ночевать поздней осенью без огня — херовенькое удовольствие. Хорошо хоть дождя не было, хотя хмурые облака ползли очень низко над землёй.

Долго рассиживаться у костра мы не стали. Быстро перекусили разогретым на огне копчёным мясом, запили его речной водой и легли спать, стараясь, как можно теснее прижаться друг к другу, чтобы не замёрзнуть.

Перед тем, как заснуть, я услышал вдалеке звонкий треск. Словно кто-то наступил на тонкую корочку льда, и она проломилась.

Несколько минут я прислушивался, но больше не уловил ни звука.

Я проснулся от холода. На траве тонким пушистым покрывалом лежал иней. Солнце ещё не взошло, но небо на востоке было серым. Кони понуро щипали жухлую заиндевелую траву.

Я быстро вскочил на ноги, толкнул Прошку и Соловья, а сам отправился к реке. Я держался у самой обочины и готов был нырнуть в кусты.

За рекой раздался топот копыт, и я нырнул. В смысле — в кусты. Нашёл крохотное окошечко в переплетении веток и стал смотреть.

Это оказался Джанибек. Он рысью подскакал к переправе, придержал коня и шагом пустил его в медленно текущую воду. Не спеша, переправился на наш берег. Я машинально отметил, что в самом глубоком месте вода немного не доходила до брюха лошади.

Выбравшись на берег, Джанибек внимательно всмотрелся в следы на песке. Потом выпрямился в седле и весело махнул рукой.

— Эй, Немой! Выходи!

Вот следопыт херов!

Я выбрался из кустов, стряхнул с кафтана опавшие жёлто-коричневые листья и вытащил из волос копошащуюся в них осеннюю муху. Раздавал в пальцах плоское коричнево тело и брезгливо вытер руку о штаны.

Фу, гадость, бля!

— Здорово! — махнул я Джанибеку.

Он подъехал ко мне, спрыгнул с седла и весело сказал:

— Всё получилось, Немой! Князь Всеволод со свитой подъедут через пару часов!

Интермедия: Барджиль

Шаман вошёл в деревню на рассвете. Пасмурное небо только начало светлеть на востоке. Холодный ветер неторопливо тащил низкие облака. Так степная волчица тащит в логово убитого сурка.

Здесь было куда холоднее, чем на родине. Там близость тёплого моря согревала воздух до самой поздней осени. Да и зимы на родине были мягкие, почти без снега. Только затянет белым покрывалом степь — не пройдёт и месяца, как из-под него пробивается свежая зелёная трава.

Конечно, и на родине случались суровые зимы. Если после осенних дождей задует холодный северный ветер — земля в степи покрывается ледяной коркой. Горе тогда табунам! Голодные кони бродят, поскальзываясь на льду. Пытаются копытами разбить ледяную корку, тощают и гибнут от голода. В такую зиму, куда ни глянь — везде лежат наполовину съеденные окоченевшие туши. Жирные стервятники не успевают перелетать от одной падали к другой.

А здесь, говорят, зима всё время суровая. Снег лежит чуть ли не половину года. И наваливает его за это время столько — ни пройти, ни проехать. Для коров, лошадей и прочей живности люди запасают на зиму сено. Косят траву, сушат её под летним солнцем и собирают в большие стога.

Считай, у каждой избы на заднем дворе — свой стог. Высокий, чуть ли не с дом. Плотные округлые бока покрыты белым налётом ночного инея.