— Ну допустим… — нехотя произнесла Маргарет. Придвинула массивный табурет с резными, кривыми ножками, устроилась на нём, и спросила:

— А что касается меня? Я стану женой цесаревича в далекой, дикой стране с варварскими обычаями… — она передернулась, вспомнив о кошмарных и кровавых подробностях народной мести графу Беркли, о которых шептались при дворе, замирая от сладкого ужаса, щекочущего нервы, — … вокруг не будет ни одного знакомого лица, у меня не будет никакой поддержки… Вы все скоро забудете обо мне, наверное, даже вздохнете с облегчением…

Она оглянулась вокруг, обратив внимание на царящий вокруг хаос, и немного даже смутилась. Отец, наблюдавший за ней, усмехнулся краем рта. Все как всегда, подумал он с облегчением, мощный разрушительный взрыв — и осознание собственной вины… Сейчас самое время попытаться её переубедить.

— А что касается тебя… — задумчиво протянул он, — у тебя есть неплохой шанс стать императрицей, если события будут развиваться так, как предполагаем мы. В мужья тебе достается юноша с мягким, уступчивым характером, проживший большую часть жизни без матери и отца. Как ты должна знать, его лишь недавно приблизили ко двору, и это, конечно, неслучайно. Прояви к нему немного теплых чувств — и он, обделенный родственной любовью, привяжется к тебе, как верный пес. И будет действовать по твоей указке, выполняя просьбы любимой жены… Подчеркиваю — любые!

На лице девушки, внимательно прислушивающейся к аргументам отца, появилось мечтательное выражение…

— И почему же ты решила, что вокруг не будет ни одного знакомого лица? Ты отправишься в Российскую империю, как и подобает высокорожденной леди, со своей свитой… Только от тебя будет зависеть, кто из твоего окружения отправится с тобой. И если кто-то из твоих поклонников будет сопровождать тебя, мы закроем на это глаза…

Кроме того, в Санкт-Петербурге, столице Российской империи, куда тебе и предстоит ехать, есть люди, которые готовы оказать тебе всемерную поддержку, как советом, так и делом. Перед отъездом тебя тщательно проинструктируют, снабдят всеми необходимыми верительными грамотами, посвятят во все хитросплетения российской политики.

Герцог замолк, чувствуя, как от волнения и непривычно длительного монолога пересохло в горле, и мечтая о глотке доброго кларета… Нет, даже паре глотков, таких больших, хороших глотков!

— Ты по-прежнему считаешь, что решение твоей бабушки несправедливо? — осторожно поинтересовался он у дочери.

Та немного помолчала, откидывая ногой фарфоровые и стеклянные осколки подальше от себя. Затем решительно тряхнула головой.

— Я соглашусь с этим решением, папа. Но никогда — ты слышишь — НИ-КОГ-ДА я не полюблю этого дикаря, даже если благодаря ему взойду на российский престол!

* * *

Добравшись, наконец, до своей вожделенной спальни, я с грохотом захлопнул дверь, накрепко её заперев на все замки. Хлопнул себя по лбу, вспомнив, что так и не удосужился попросить Олега Гавриловича научить меня ставить охранные плетения. Что ж, постараюсь завтра прямо с начала тренировки обратиться с такой просьбой, и желательно, чтобы сестры этого не слышали. Хочется устроить им какой-нибудь сюрприз, а то повадились заходить ко мне в комнату, как к себе домой.

Мрачно покосившись на письменный стол, в недрах которого таился злосчастный портрет моей будущей жены, я содрогнулся всем телом. Пусть мне придется назвать её своей женой, раз того требует политическая игра, затеянная императором. Но никогда — НИ-КОГ-ДА! — я не назову её любимой!

О том, как я буду исполнять супружеский долг, я предпочитал пока не задумываться.