Но какой это красивый мальчик! Глаза, лоб, все черты лица свидетельствовали о его интеллигентности. И еще в нем чувствовалась душевная чистота, доставшаяся ему от Бенедикте — лично в себе Сандер этого не находил. Цвет глаз у него был такой же, как у отца, зато волосы были темными, как у Бенедикте — и вьющимися, как у Сандера. А какими точеными были пальцы, прикасавшиеся к стволу березы!
«Посмотри сюда, малыш, взгляни на своего отца! О, Господи, как я уже полюбил тебя!»
Сандер Бринк больше ничего не видел: глаза его наполнились слезами, которые лились и лились, словно из какого-то неиссякаемого источника.
9
Когда Бенедикте вошла, Сандер уже лежал в постели. Он по-прежнему был в изоляторе один, поскольку крестьянина перевели в большой зал, он был уже почти здоров. То же самое можно было сказать и о Сандере, но Кристоффер специально оставил его в отдельном помещении — ради Бенедикте.
По ее глазам Сандер понял, что она ждет от него приговора и что она не боится негативного впечатления.
— Бенедикте, — собрав все свое тепло, сказал он, протягивая к ней руки. — Какой прекрасный мальчик! И он мой!
Она просияла от радости.
— Но ты не должна была… Он вытер глаза и начал снова:
— Да, я плакал, должен признаться. Но я был так расстроен! Все эти годы я ничего не знал о своем сыне!
— Я понимаю, — тихо ответила она. — Я тоже очень печалилась об этом, пока Андре рос. Меня печалило то, что я не могу делить с тобой радость и гордость за него. Но что я могла поделать? Было слишком поздно, я уже повернулась к тебе спиной, а ты женился на другой. Давай забудем прошлое и будем думать о будущем!
— Давай. Но где он теперь?
— У медсестер.
— Мне хочется снова увидеть его. И как можно скорее! Как ты думаешь, сколько я еще пролежу здесь?
— На этот вопрос я не могу тебе ответить, — с улыбкой сказала она. — Но ты скоро поправишься. Как твоя рана на руке?
— Не знаю, уже не болит так, как раньше.
Во время лечебного сеанса он оживленно говорил о том миге, когда он сможет поговорить со своим сыном, рассказать ему о себе — и, как он выразился: основательно заняться своей семьей.
Они посмотрели друг другу в глаза. Оба понимали, что к этому ведет долгий путь. Развод. Привыкание друг к другу. Возможно, у них вообще ничего не получится, возможно все просто уйдет в песок.
Но так они не думали. Они снова ощущали общность, как это было в Фергеосете. У них были большие надежды на будущее. И у них был Андре — а это важный фактор, самый важный.
Закончив лечебный сеанс в палате Сандера — а сеанс этот длился дольше, чем все предыдущие вместе взятые — она приступила к поискам источника инфекции.
Это было все равно, что искать иголку в стоге сена, и Бенедикте не была уверена в том, что ее специфические способности помогут ей определить местонахождение крошечных бацилл — миллионов бацилл, если быть точным.
Сначала ей нужно было поговорить с теми, кто давно безуспешно пытался напасть на след этой инфекции. Это был лаборант и его ассистентка. Бенедикте было нелегко объяснить, кто она такая и что ей нужно, но когда она упомянула имя Кристоффера Вольдена они согласились ее выслушать. Оба были настроены весьма скептически. Они слышать не хотели ни о каком шарлатанстве. Бенедикте пришлось показать им, что она мастер своего дела. Они сидели за столом в лаборатории, весьма бедной, и она попросила дать ей карандаш, торчащий из кармана лаборанта.
Взяв карандаш в руку, она сказала:
— У тебя тяжелый характер, ты долго помнишь обиды. Но у тебя светлая голова, хотя ты и не добьешься того, о чем мечтаешь: стать хирургом. |