Изменить размер шрифта - +
Краем глаза он смотрел на ее худые руки, настолько истощенные, что жилы и вены просвечивали сквозь кожу. Несмотря на то, что она лежала здесь уже довольно долго, ее руки несли на себе отпечаток тяжелого повседневного труда. И он подумал о мягких ухоженных маленьких ручках Лизы-Мереты. Руки Марит были настолько худы, что выступали локти, а на шее просматривалась каждая жилка. Ее всклокоченные волосы рассыпались на подушке, но зубы по-прежнему сверкали белизной и в лице ее было нечто такое, что с самого начала заставляло его присматриваться к ней.

По сравнению с Лизой-Меретой она была такой беспомощно-смиренной!

Все эти мысли молниеносно пронеслись у него в голове. Так что же, Господи, он должен сказать ей?

«Если ты убьешь ее радость, я убью тебя».

Разумеется, Бенедикте собиралась это сделать не в буквальном смысле слова, и теперь он понял, что она имела в виду.

Нет, он не мог это сделать, видя трогательно-доверчивый взгляд, в котором таился страх с примесью душераздирающих сомнений. Разве он может вот так прямо сказать: «Марит, ты ведь не веришь в то, что я сказал?»

По крайней мере, не сейчас, когда она так слаба. Он должен подождать, пока она немного окрепнет.

Ему казалось, что он стоит в растерянности посреди палаты уже несколько лет, на самом же деле речь шла о считанных секундах. Сев на край ее постели, как он это делал уже много раз, Кристоффер приветливо улыбнулся ей.

— Привет, Марит! Как чудесно снова видеть тебя здоровой, я не могу тебе передать, как я рад этому!

И это было правдой, он говорил то, что думал. Но что же дальше?..

Он взял ее руку в свою.

— Теперь тебе нужно отдохнуть и набраться сил, а потом у нас с тобой будет долгий разговор.

Она прерывисто, благоговейно вздохнула.

Что он такое говорит? Да, у них должен состояться разговор, но результат этого разговора может оказаться для нее смертельным.

И, независимо от его воли, глаза его наполнились слезами. Неужели ему предстоит нанести ей этот смертельный удар?

Заметив его беспокойство, Марит подняла руку и погладила его по щеке — и эта рука могла осторожно ласкать телят или закалывать старых коз. Охваченный бесконечной грустью, Кристоффер прижал ее руку к своей щеке. И в этот миг он ощутил нечто неописуемое.

Может быть, ощущение близости с другим? Стремление сделать для другого добро? Последнее было вообще свойственно человеколюбивому Кристофферу, но так сильно, как теперь, он этого раньше никогда не чувствовал.

— Мне нужно идти, — прошептал он. — Мы поговорим позже. Я просто забежал взглянуть на тебя.

— Спасибо, — почти беззвучно произнесла она. Но в глазах ее по-прежнему таился страх. Он ничего не сказал ей об их прошлом разговоре…

Наклонившись, он поцеловал ее в щеку. При этом он не нашел, что сказать ей. Может быть, она это примет и так?

Да, она приняла это: взгляд ее был спокойным, когда он вышел.

А Кристоффер чувствовал себя еще более несчастным, чем прежде.

Среди дня он вдруг вспомнил, что совершенно забыл посмотреть ее шов, а тем более — сделать перевязку.

 

10

 

Он имел обыкновение встречаться с Лизой-Меретой в кондитерской Фредрикки. Все дамы, а также некоторые господа, имевшие свободное время и деньги, приходили сюда поболтать часик-другой за чашечкой кофе с ванильными сердечками Фредрикки.

Как всегда, Лиза-Мерета сидела в окружении подружек. Ему не нравилось водить ее сюда, но она обычно говорила, что это самое подходящее место для встреч.

Он слышал, как она говорила что-то слушающим ее подружкам. Торопливо, сбивчиво, с оттенком игривости, и это было так характерно для нее, это юношеское желание понравиться. Лично ему эта черта в ней казалась забавной и привлекательной.

Быстрый переход