Лучан уже направился к лестнице, но тут дверь квартиры открылась, и вышла Мина. Он понял, что проиграл этот бой. Никуда он не уйдет. Она выглядела как подарок в красивой новой обертке, и ему предстояло эту обертку вскрыть.

Хуже всего было то, что его желание не ограничивалось сексом. Он хотел ее разгадать. Он уже понял, что какофония в голове Мины Харпер объясняется не безумием, а некой тайной, о которой Мина не любит думать. Которую она за долгие годы наловчилась скрывать ото всех, от себя в том числе.

Тайна эта, насколько мог сказать Лучан, мучила Мину как во сне, так и наяву. Он потому и не мог рассмотреть ее мысленные образы, что под ними таились болезненные воспоминания. Ее мысли, точно слабые радиосигналы, доходили до него с большими помехами.

Не в его привычках было пользоваться своей силой для разгадывания подлинных чувств женщины, к которой он питал романтический интерес. Такие уловки он считал неспортивными и недостойными джентльмена.

В случае Мины, однако, устоять было трудно. Ее внутренний монолог сверкал, как огни Эмпайр-стейт-билдинг, оставляя при этом собеседника в полном мраке.

Это делало ее еще более притягательной. Трудно было представить, что под ее живостью, кокетливыми дразнилками и любовью к счастливым финалам прячется нечто столь темное, что даже думать об этом непозволительно.

Именно эта тьма и тянула Лучана к ней.

Возможно ли, что он нашел женщину, способную понять сидящее в нем чудовище… потому что в ней сидит свое собственное?

И если это так, почему ему кажется, будто она может даровать ему искупление?

Искупление можно обрести только в Боге, а Бог оставил вампиров давным-давно.

И тем не менее. Всю ночь, глядя в карие глаза Мины, Лучан укреплялся в убеждении, что она может его спасти.

Не многого ли он хочет от простой смертной? Лучан не знал, но отчаянно стремился узнать.

В музее он употребил всю свою волю, чтобы не прикасаться к ней. Показывая ей портрет, он неуклюже пытался дать ей понять, во что она ввязывается — пусть глупо, зато честно.

На долю секунды ему показалось даже, будто она кое-что поняла. Не все, разумеется, — в случае полного понимания она при всей симпатии к нему пришла бы в ужас и спаслась бегством.

Были и другие моменты — например, у картины с изображением святой Иоанны.

За свою долгую жизнь Лучан убедился, что ни ангелов, ни святых в природе не существует, как бы ни хотелось Мине верить, что они есть. Он, во всяком случае, ни разу не встречал ни тех, ни других. Оно и к лучшему: священное воинство извело бы вампиров всех до единого.

Но как иначе объяснить Мину Харпер и его болезненную потребность завладеть ею?

С другой стороны, ее собачка всячески пытается ей сказать, что Лучан — вампир, а у нее, похоже, и в мыслях этого нет. Даже сейчас, осматривая пентхаус, она не сознает, в какой опасности оказалась.

Лучан чувствовал, что должен что-то сказать. Предупредить ее, дать ей шанс, поступить по-джентльменски.

— Ты что-то говорила о вампирской войне. — Как только они вошли, он включил музыку — в квартире тихо играл струнный квартет. Надо найти что-нибудь легкое, ей под стать, подумал Лучан, открывая стеклянно-хромовый холодильник для вин. Все темное и тяжелое ей противопоказано.

— А, ну да, — засмеялась она. — Не будем о работе, зачем портить себе настроение.

Пино-нуар — отличный выбор. Молодец Эмил.

— Извини, что напомнил. Так все плохо?

— Хуже некуда. — Мина взобралась на хромовую, крытую черной кожей табуретку у бара. — Я не получила повышения, на которое так надеялась, а четвертый канал с помощью монстров-женоненавистников бьет нас по рейтингу.

Лучан задержал бутылку, наклоненную над бокалом.

— Монстры-женоненавистники?

— Это я про вампиров.