Не успел Иван Александрович прикоснуться к чарке, а из ближайшей
камеры, как из могилы, раздалось протяжное:
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие! И эхом прокатилось по длинному
коридору, как зазубренный урок, повторившийся всюду...
- Всем довольны, ваше высокоблагородие.
Иван Александрович элегантно раскланивался с невидимыми доброжелателями
и, осушив чарку, жадно стал уничтожать закуску.
НДП. Уездное училище.
Коридор, до которому шел Иван Александрович; ничем не отличался от
тюремного, и только на месте служителей тюрьмы в свите Ивана Александровича
появились чиновники в парадных мундирах. Снова, как в тюрьме, выросли два
человека с хлебом-солью, чаркой и закуской.
Чиновники просительно кланялись и улыбались.
Хлестаков уже освоился со своим положением, робость исчезла, и
появилась начальственная осанка. Не успел он взяться за чарку, как из
ближайшего класса рявкнули молодые глотки:
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие. А из других классов неслось:
- Всем довольны...
НДП. Богоугодное заведение.
И тот же коридор, и та же свита, только чарку подносили люди в белых
больничных халатах.
Иван Александрович принимал чарку так, как Наполеон принимал ключи от
побежденных им городов.
А голоса, истерзанные болезнями и всякими недугами, вопили из разных
палат:
- Здравия желаем...
- Всем довольны...
НДП. Молва о Хлестакове магом разнеслась во все концы глухого уезда и
достигла ревизора из Петербурга, едущего инкогнито.
Ревизор-инкогнито, одетый в партикулярное платье, сидел в бричке,
словно пораженный громом. А за его спиной заливались удалявшиеся бубенцы,
они уносили молву о Хлестакове дальше. Ревизор-инкогнито очнулся, соскочил с
брички, заметался по дороге. Гаркнул на жандарма. Жандарм, сопровождавший
его, бросился к футляру, достал оттуда фуражку с большой кокардой.
Ревизор надел ее, сразу преобразился в грозное расейское начальство,
прыгнул в бричку, съездил кулаком по шее ямщика, лошади рванулись, и тройка
понеслась.
После бутылки, толстобрюшки и губернской мадеры Иван Александрович
Хлестаков, сопровождаемый чиновниками, нетвердой походкой входил в гостиную
Сквозник-Дмухановского.
- Завтрак был очень хорош. Я люблю поесть. Ведь на то и живешь, чтобы
срывать цветы удовольствия.
В это время торжественно распахнулись двери, и во всем своем
великолепии предстали Анна Андреевна и Марья Антоновна, умышленно
остановившись в дверях, как и раме, в которой все замысловатости туалета и
сами они выглядят значительно эффектнее. |