Иван Александрович, увидя дам, сразу преобразился  и  эдаким  петушком,

быстренько на цыпочках подлетел к ним и застыл  в  умилении.  Городничий  за

спиной Хлестакова коротко рекомендовал:

     - Жена и дочь.

     И  в   противовес   грубоватому   голосу   городничего,   голос   Ивана

Александровича был самым приятным. Под  сильным  хмельком  он  отвесил  Анне

Андреевне такой поклон, что даже благородный какой-нибудь испанский гидальго

просто позавидовал бы такому изяществу и тонкости обращения.

     - Как я счастлив, сударыня...

     Анна Андреевна как-то  сразу  поддалась  чувству  изящного  со  стороны

ревизора.

     - Нам еще более приятно видеть такую особу...

     - Помилуйте, сударыня...

     Анна Андреевна, как королева, оперлась на протянутую руку Хлестакова, и

Иван Александрович галантно  проводил  ее  к  дивану  мимо  стоящей  шеренги

чиновников.

     Сердце Анны Андреевны наполнилось восторгом, и, не желая  оставаться  в

долгу перед столичным гостем, она приглашала ревизора сесть.

     Но разве просто сказанные слова могут что-нибудь разъяснить?  И  первое

слово Анна Андреевна сказала протяжно, певуче:

     - Про-шу... - А дальше голос Анны Андреевны как-то сам  обозначился,  и

уже слова:

     -  ...покорнейше  садиться,  -  Анна  Андреевна  неожиданно  как  будто

пропела.

     Хлестаков был во вдохновении. Он метнул взгляд на чиновников и  как  бы

говорил: "Видали - влюблена, от одного моего взгляда влюблена".

     И все услыхали ответную приятную руладу:

     - Как я счастлив, что наконец сижу возле вас.

     Ивану Александровичу хотелось поразить всех окружающих и особенно  Анну

Андреевну. И вот здесь-то его тросточка и сыграла самую важную роль.  Увидев

в отдалении вазу с  фруктами,  Хлестаков,  не  вставая,  нацелился,  пронзил

яблоко и прямо на трости, самым элегантным  движением  передал  яблоко  Анне

Андреевне - нет, не яблоко, а сердце, пронзенное стрелой.

     Анна Андреевна метнула в чиновников взгляд, который чуть ли не говорил:

"Видали, пентюхи, сморчки деревенские, один мой взгляд - и  ревизор  у  моих

ног".

     Осип, слуга Хлестакова, выпив не одну кружку хмельного, сидел в людской

в  доме  городничего  и  так  же,  как  Иван  Александрович,   был   окружен

любопытными. Грудастые девки глядели ему в рот и  ждали  от  него  столичных

сказок. Осип чувствовал на себе внимание.

     В людскую вбежал слуга городничего  Мишка  и  при  всех  передал  Осипу

жалованный Антоном Антоновичем стакан водки, на дне  которого  лежал  "рупь"

серебром.  Водку  Осип  выпил  и,  наслаждаясь  звоном  серебряной   монеты,

разглагольствовал:

     - Конечно, если пойдет на правду, так житье в Петербурге  лучше  всего,

деньги бы только были.