Самое тщедушное тело трусливо искало защиты, и, зарывшись под гору  подушек,

Иван Александрович захрапел так громко, что сразу можно  было  догадаться  -

сон для него сейчас единственное средство защиты в столь  неудачном  амурном

деле.

     Городничий замер, прислушиваясь к храпу ревизора, и все в  доме  начали

двигаться на цыпочках, а  что  могло  не  двигаться,  застыло  на  месте.  В

образовавшейся тишине шум маятника вдруг  вырос  настолько,  что  стал  один

спорить с переливистым храпом  Ивана  Александровича,  но  рука  городничего

протянулась, поймала болтающийся медный диск, с силой рванула его,  и  время

остановилось.

     Но, как нарочно, гремя сапогами, с  улицы  влетели  два  полицейских  и

рявкнули так, что мертвые могли бы пробудиться. Городничий  заткнул  ревущие

глотки и вывел полицейских на крыльцо.

     А над домом городничего уже собирались тучи - черным вороньем кружились

купцы в  длинных  сюртуках,  держа  под  мышкой  сахарные  головы  и  прочие

подношения. Антон Антонович приказывал полицейским:

     - Никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Только увидите,

что идет кто-нибудь с просьбой, а хоть и не с просьбою, да похож  на  такого

человека, что хочет подать на меня просьбу, - взашей.

     НДП. В благоустроенном государстве взятки даются без свидетелей,  между

четырех глаз.

     Судья  первым  представлялся  ревизору.  Его  правая  рука,   судорожно

зажавшая деньги для Ивана  Александровича,  жила  самостоятельной  жизнью  и

ничего общего с туловом Ляпкина-Тяпкина не имела.

     Хлестаков вел себя  престранным  образом.  Он  начал  кружиться  вокруг

Аммоса  Федоровича  по  спирали,  глядя  на  его  руку,  а  судья,  стоявший

навытяжку, уже слышал мелкую барабанную дробь,  которая  все  усиливалась  и

становилась настойчивей.

     Судья старался быть лицом к Хлестакову.

     И чем ближе  подходил  Иван  Александрович  по  спирали  к  судье,  тем

явственней слышалась мелкая дробь не одного, а нескольких барабанов. К ужасу

Ляпкина-Тяпкина, Хлестаков опустился на корточки и  внимательно  смотрел  на

руку.

     В ушах судьи стоял гул от барабанной дроби, и неожиданно все смолкло.

     - Что это у вас в руке? -  услышал  Аммос  Федорович.  Разом  затрещали

десятки невидимых барабанов. Брякнули невидимые кандальные цепи. Правая рука

Аммоса Федоровича разжалась, и ассигнации, легко подхваченные ворвавшимся  в

окно ветром, закружились по комнате, разлетаясь в разные стороны.

     Иван Александрович бросился ловить их.  Ляпкин-Тяпкин  стоял,  лишенный

какого-либо соображения, обливаясь потом, Иван Александрович собрал деньги.

     - Знаете что?..

     И  не  знал,  что  сказать  дальше.  Замешательство  длилось   недолго.