– Вы и в Сибири побывали? – завистливо заохала сторожиха, всплеснув пухлыми ручками. – Как же я завидую путешественниками! Сколько они узнают, какими красотами любуются!… Простите, как вас по имени и по батюшке?

Завирюха приосанился, придвинулся поближе к собеседнице. Та не отодвинулась, только задышала чаще и слегка покраснела. Груди запрыгали на подобии лодок во время шторма.

– Только вам откроюсь, – до предела понизив голос, парень склонился к заалевшему женскому ушку. – Фамилия и отчество у меня знаменитые, потому прячу их от людей.

– И какая же фамилия? – запинаясь, спросила женщина, разнежившись от поглаживания по жирному плечику. С перспективой перебраться на грудь. – Только не надо гладить меня, как кошку. Щекотно.

– Нет, вы не кошка – кошечка, – опустил руку ниже Завирюха. – Скорее даже – котеночек… Что же до моей фамилии – папаша наградил. Скрестился шалун на Урале с одной молодкой, обрабатывал её, почитай, каждую ночь. До того старался, что, простите, заделал пацаненка, то есть, меня. А вот ожениться на молодке ему запретило партийное начальство. Сказали, оставишь законную супругу – положишь партбилет. Вместе с высокой должностью, солидным окладом, персональной машиной и дачей… Струсил батя и отвалил.

Доверчивая бабенка широко раскрыла глазки и размягчила спелые губы. Ее так и распирало любопытство, даже стало трудно дышать. Груди просто взбесились. Завирюха протянул руку и поддержал их – как бы ненароком не отвалились. Они оказались более твердыми, чем он думал.

– Зря вы так волнуетесь, здоровью навредите. Вон как колышитесь.

Женщина нерешительно отвела дерзкую руку. Дескать, не торопись, мужичок, всему свое время. Сам видишь, я не против, даже наоборот, но не на улице же ласкаться.

Завирюха понимающе кивнул и перенес руку с пышной груди на круглое колено. Естественно, под подолом. Возражений не последовало.

– А почему вы сами не взяли отцовскую фамилию? Ну, мать – другое дело, а сын…Полное право имели.

– Папаша запретил. Сказал: пока не свершишь героического поступка зовись Завирюхой. Сделаешься героем – признаю… Мать ему: пожалей сыночка, весь он в тебя – такой же рослый и курносый, дело ли жить безродному да незаконному. А батя уперся навроде барана. Не нужен, говорит, мне тюха растюха, каких на Руси, как весной комаров, хочу геройского сына и все тут.

– Ишь какой мужик, – не то с осуждением, не то уважительно покачала женщина головой. Но крепкой руки, сжимающей её колено не убрала. Вроде, не заметила. – Героя ему подавай… Сам то кто будет?

– Боюсь сказать – вдруг подслушают. Тайна не моя – государственная. Мигом снесут голову, а она у меня одна, запасной природа не придумала.

Увлеченный фантастическим враньем Завирюха и наэлектризованная мужскими ласками Евдокия начисто позабыли о позднем времени и об атакующих комарах.

– Кто здесь подслушает? – стыдливо поправила она задранный подол. – Вокруг – никого, все уже спят.

– И все же лучше – в доме.

Настойчивые поглаживания и нестерпимое любопытство сделали свое дело. Женщина заколебалась. Она отлично понимала, что собеседник напрашивается к ней «в гости» вовсе не от боязни быть кем то услышанным, что его желание имеет более приземленную основу.

Ну, и что? Вот уже пятый год, как муж – на зоне, а она – живой человек, не бездушный манекен, одиночество для любой женщины – пытка, впору завыть волчицей.

Поколебавшись для вида, сторожиха поднялась и направилась к особняку. Едва не подпрыгивая от нетерпения, Завирюха последовал вслед за ней.

В комнате на первом этаже продолжение разговора не состоялось.