Думаешь легко заполнить такую емкость, – раздраженно шлепал он по жирному, оплывшему животу. – Кормила бы салом да мясом – ладно, а то даешь одни любимые, черт бы их жрал, яблочки…
– Когда приманивал, што обещал? – обиженно верещала сторожиха, наваливаясь на парня. – Все вы – козлы вонючие, только и добиваетесь справить свое удовольствие. Бабы, мол, все стерпят, им так природой дадено – терпеть, наслаждаться не обязательно…А я вот хочу! – заканчивала она страстный монолог на самой высокой ноте.
– Наслаждайся на здоровье, разве я запрещаю? Только два раза в неделю, не больше, – устало отбрехивался Завирюха. – От твоих «наслаждений» скоро копыта отброшу, уже не хожу – передвигаюсь. С пшенки да макарон разве на любовь потянет?
– Говоришь, кормлю плохо? – наседала сторожиха. – А на прошлой неделе нахваливал жаркое… Сказано, целуй! – переходила она на приказную форму обольщения. – Покрепче и послаще! После накормлю – пельмени накрутила!
Пришлось подчиниться. Ради пельменей, по части приготовления которых Евдокия была настоящей мастерицей. Звериный вой, потное бабье тело, жирные груди – все это уже не возбуждало любовника – приелось.
Дошло до того, что Завирюха постепенно сократил общение с излишне страстной телкой сначала до одного раза в неделю, после – двух раз в месяц.
По вечерам Евдокия заявлялась в соседний особняк, отлавливала неверного мужика, красноречиво кивала ему в сторону своего коттеджа. Шагай, дескать, милок, ожидает тебя и мясцо и сальцо, и все остальное.
Угрюмые боевики многозначительно переглядывались, ехидно ухмылялись. Не подменить ли тебя, братан, на ночку другую? Мы со всем нашим удовольствием, постараемся, не подведем.
Отощавший и поблекший Завирюха отчаянно матерился, но, подстегиваемый повелительными взглядами сторожихи, плелся в её осточертевшую комнату. Не устраивать же «семейный» скандал!
Скоро произошли события, заставившие героя любовника позабыть все свои горести. На третий или на четвертый день после праздника на верхотуре, Иванчишин потребовал к себе Завирюху.
– Подавай мне твоего бандитского босса, – счастливо улыбаясь, потребовал он. – Да поскорей, дело не терпит…
Глава 21
Если Окунев и его супруга благополучно отсиживались в подмосковном санатории, то Федорчук мучился от вынужденного безделья. Он бродил по санаторному парку, ненавидяще провожал взглядами озабоченных врачей, порхающих медсестричек и балдеющих отдыхающих.
Пока Екатерина, запыхавшись, бегала по лечебному корпусу – то к врачам консультантам, то на процедуры – Владимир Иванович посиживал на лавочке, делая вид – увлечен очередными газетными байками. Держал газету перед лицом, будто отгородившись ею от мерзкой обыденности. Не читал – мучительно думал, выискивая между газетными строчками ответы на поставленные им самим вопросы.
– Почему ты не ходишь на ванны? – грозно спрашивала жена. – Тебе же прописано. Так же, как физиотерапия, массаж… Ты не забыл, что завтра утром – кардиограмма?
– Отстань, – беззлобно просил Федорчук. – Лечишься, вот и лечись, а меня оставь в покое.
– Но у тебя такой букет болячек – страшно…
– Не бери в голову… Гуляю, дышу свежим воздухом. Тоже – лечение.
– Поберегся бы. Один инфаркт уже заработал.
– У меня свой метод. Второго инфаркта не будет.Коньякотерапия – самое лучшее средство.
Тут же демонстрировалась заветная бутылочка с коньяком. Три капли на язык и сердце успокаивалось, входило в норму. Иного лечения отставной полковник не признавал.
Подобные короткие стычки происходили почти каждый день. |