|
Среди тех потрепанных томов, что я приобретал у букинистов, мне попался Ламброзо, "Гениальность и помешательство" . Его-то я и вспомнил после первых двух допросов, когда понял, что Семигановский - вы правильно назвали начальника саратовской охранки - все знает о нашей группе, полный провал, никто не уцелел, рассажали по камерам всех до одного во главе с Осипом. - Минором? - уточнил Бурцев. - Именно. - Какую вы играли манию? - Я требовал, чтобы ко мне пустили жену, Марию Стюарт. - Погодите, а разве у Ламброзо есть подобный аналог? - Теперь Бурцев посмотрел на Савинкова, словно бы ища у него поддержки. Тот пожал острыми плечами. - Владимир Львович, мне сумасшествие играть не надо, я от природы несколько умалишенный, это от папы-прокурора, он был кровожаден, ненавидел революцию и очень ее боялся... Но отчего же вы лишаете Сашу права на фантазию? Первооснова была? Была. Ламброзо. А дальше - бог в помощь. Бурцев перевел медленный, колючий взгляд на Петрова. - Вы потребовали себе Марию Стюарт в камере? Или уже в карцере? - В карцере. - А за что вас туда водворили? - За просьбу дать те книги, которые просил. - Что же вы просили? - Тэна "Историю революционных движений". - ответил Петров и понял, что гибнет эта книга была запрещена тюремной цензурой. - Вы же не первый раз в тюрьме, - Бурцев покачал головой, - неужели не знали, что Ипполита Тэна вам не дадут ни в коем случае? Или хотели попасть в карцер? - Может быть, там было удобнее начать игру? - помог Савинков. - Конечно, - ответил Петров с облегчением. - В карцере, где нет света и койки, такое значительно более правдоподобно. - Я так и думал, - кивнул Савинков. - Я бы на месте Саши поступил точно таким же образом. - Хорошо, а когда вы потребовали Марию Стюарт? - гнул свое Бурцев. - Сразу же? Или по прошествии времени? - Конечно, не сразу. Сначала я на карачках ползал, песенки пел, а уж потом стал плакать и звать Машу. - Как реагировала стража? - Обычно. Смеялись надо мной... Носком сапога пнут, скажут, мол, вставай, и все... - Врача не приводили? - Нет. - Вы десять дней ползали на карачках, пели и звали Машу Стюарт, но врача к вам не приводили? - При всей темноте стражников, при всей их жестокости они обязаны были докладывать начальству о поведении человека, заключенного в карцер... А в тюремной книге нет никаких записей... Первая появилась лишь двадцать третьего, Александр Иванович... - Знаете что, - Петров прикрыл глаза, чтобы не сорваться, - можете обвинять меня в провокации, черт с вами. |
