На пороге стоял Воха. Рыжий чуб был залихватски заправлен за ухо. Свою «гномичью» трикотажную шапочку Воха торжественно снял еще вчера, окончательно уверовав в приход весны.

С улицы теплый ветер доносил запах первой клейкой зелени. Лучи солнца веером скользили по долговязой фигуре Калганова, отчего он счастливо жмурился, как сытый кот.

Воха не торопился заходить, он докуривал последнюю сигарету из пачки, что тут же продемонстрировал другу, смяв ее в широкой ладони и швырнув в железную бочку у двери. Купить сигарет он не успел — спешил к Бобу услышать рассказ о встрече с дочерью Пархоменко, и Боб его не торопил. Он прислонился к косяку и тоже подставил осунувшееся лицо солнцу.

В детстве бабушка пекла в это время булочки в виде птиц, скворцов, кажется, и проращивала чечевицу. Так давным-давно встречали весну язычники. Бобу показалось, что он чувствует аромат сдобы, и это наполнило его особой уверенностью, что у них все получится, что все божества, включая саму Астару, сегодня на их стороне. Сила жизни побеждает, пробивая ростком асфальт. Эта самая сила коснулась только что и их двоих, проведя по лицам теплыми солнечными лучами.

Скоро. Уже очень скоро. Они его найдут, человека с ножницами в руках… Проклятого Портного.

Друзья молча вошли внутрь.

Вытерев ботинки о новый половичок, Воха направился к доске, на которой были прикреплены фотографии жертв Портного. Он знал их уже наизусть: слева — фото фигурантов старых дел «первой серии», их расследовал Макс; справа — снимки людей из дел недавнего времени, в которых участвовал он сам с помощью Шульги.

Под пытливым взглядом Вохи, Боб одну за другой снял фотографии с левой части. Правые оставил на месте.

Наблюдая за его действиями, Калганов старался предугадать ход мыслей гениального аналитика, зная, что все окажется таким очевидным и простым в конце монолога товарища. Если, конечно, до этого дойдет. Сегодня.

Боб вернул на доску одну из снятых фотографий и поместил ее под другим углом. Затем обвел черным маркером:

— Богдан Пархоменко. Убит ударом ножа в сердце. — Боб глянул на Воху. — И он не убегал. Ждал кого-то.

— Точно. Помню, Макс еще обратил внимание: на бегу так не ударить. Жертва не двигалась. А почему мы возвращаемся к этому делу?

— Потому, что с куртки Пархоменко была срезана первая пуговица. Куртка дорогая, коллекционная вещь, но слегка потертая. Теперь следи за руками.

Воха кивнул и уставился на руки Шульги со следами мазута. Боб по очереди прикреплял фотографии других жертв, размещая их веером вокруг большой «П», размещенной в самом центре доски.

— Анна Митрохина. Закрыла модельное агентство. Михаил Исако5вич. Потерял сеть интернет-магазинов. Любомир Добродей — его агентство недвижимости лопнуло. Если не считать Макса, все четверо потерпели крах и не смогли подняться. Все это я сложил, поговорив с родными.

Воха всматривался в знакомые фотографии теперь уже с вспыхнувшим интересом:

— Слушай, а ведь раньше никто на это не обратил внимания. Мало ли как погибли лузеры. Логичный финал неудавшейся жизни.

Боб молча снял снимки с правой стороны и начал размещать их по-новому, напротив предыдущих:

— Иван Мостовой потерял бизнес — спился. Ольга Воронько разорилась в кризис, перебралась в пригород, еле сводила концы с концами. Олег Татарский потерял дочь, резко деградировал. И новая пуговица. Есть кто-то еще. Все понятно?

Воха открыл было рот, собираясь что-то сказать, да так и остался стоять, пораженный открытием. В который раз за годы их многолетней дружбы Боб опять удивил его логикой выводов. Он с уважением посмотрел на друга.