Ближе всех к генералу держался плотный, сильно загоревший, спортивного облика человек лет сорока — сорока трех. Чуть поотстал третий незнакомец: пожилой, мелкий, невзрачный — преждевременно постаревший мальчик. Остальные были свои: Вартенесян, Клавдия Георгиевна, больничный рентгенолог, совсем в уголке, между тумбочкой и шкафом, затерялась Тамара. Матери в палате Хабаров не обнаружил.

— Здравия желаю, — громко сказал старик, — моя фамилия Барковский, зовут Аполлон Игнатьевич. Вы улыбнулись, полковник? Прекрасно! В этом месте все люди с нормально развитым чувством юмора и находящиеся в трезвом уме непременно улыбаются. По профессии я костоправ. А коллега Эрих Леонтьевич Носенко, — старик глазами указал на плотного, спортивного облика человека, — специалист по насосам. Ну и еще один коллега — Кирилл Демьянович Филиппов — вампир и кровопийца, научно — гематолог.

Специалист «по насосам» хорошо, добродушно улыбнулся, показав ровный ряд неправдоподобно белых зубов, а постаревший мальчик съежился и почему-то отвел от Хабарова глаза.

Старик генерал сел на поданную Вартенесяном табуретку и, забрав в горсть свое некрасивое лицо, спросил:

— На что жалуетесь?

— Сначала разрешите доложить, на что я не жалуюсь.

— Как, не понял?

— …на что я не жалуюсь, — громко повторил Хабаров.

— Ну-ну, интересно. Валяйте!

— Я не жалуюсь на лечащего врача Клавдию Георгиевну Пажину, не жалуюсь на главного врача Сурена Тиграновича Вартенесяна, еще не жалуюсь на медсестру Тамару Ивановну Воронину и вообще не жалуюсь на больницу. Очень прошу передать инициаторам вашего, Аполлон Игнатьевич, беспокойства, что меня тут превосходно лечат…

— Понял. Хватит, — строго сказал Барковский. — Мы прилетели не с инспекторскими целями, а для того, чтобы обменяться мнениями с коллегами, вместе подумать и, по возможности, найти быстрейшие пути вашего возвращения в строй. Время, как известно, дороже денег, так что не будем его терять на дипломатические выкрутасы. Прошу отвечать по существу. Что беспокоит в данный момент?..

В палате консилиум продолжался минут двадцать и ужасно утомил Виктора Михайловича. Когда врачи его наконец оставили, Хабаров вытер лицо полотенцем и сказал Тамаре:

— А старик деловой.

— Удивляюсь, как такой дедушка согласился на вертолете лететь.

— Так ведь ради кого, Тамарочка?

— Опять хвастаете, Виктор Михайлович?

— Я хвастаю? Никогда! Торжествую! И имею основания, раз такие почтенные старички оказывают честь. Вот ты, ты бы ради меня не полетела на вертолете, а он полетел.

— Откуда и что вы про меня знаете?

— Я про тебя все знаю. Все, кроме одной вещи: почему такая симпатичная, умная и так далее двадцатитрехлетняя девица до сих пор не замужем?

— А за кого выходить? Кругом одни пьяницы да старики. Я бы, может, с удовольствием вышла, так нет за кого… А так, лишь бы выскочить и потом всю жизнь мучиться, уж лучше совсем не надо. — Тамара опустилась на табуретку, на которой только что сидел профессор Барковский, заглянула в лицо Виктора Михайловича и спросила: — А сами-то вы почему не женатые?

— Кто тебе сказал, что я холостой?

— Были бы женатые, небось жена-то давно уж приехала. Жена, а не мамаша.

— Тебе моя мама не нравится?

— Ну что вы! Такую маму дай бог каждому…

В этот момент дверь тихонько приоткрылась и в палату заглянул командир вертолета Агаянц, старинный хабаровский приятель.