А вечером явился хмурый Рубцов и объявил с порога:

— Крестовина, холера, полетела.

— Какая крестовина?

— Передняя.

— И что же?

— Ничего. Надо доставать и ставить. Анна Мироновна не сразу поняла, что речь идет о неисправности в машине, а когда поняла, сразу заволновалась:

— Это серьезно, Василий Васильевич? Это надолго? Может, мне лучше поездом поехать?

— Поездом? А как вы потащитесь со всей этой библиотекой, пирогами и плюшками? Смеетесь? Сегодня я, верно, крестовину не сменю, тем более что в гараже у Вити крестовины нет, а доставать поздно. Ну, а завтра сделаю. Так что, если мы даже тридцатого утром выедем, все равно к празднику успеем — в самый раз будет.

— Ох, Василий Васильевич…

— Не Василий Васильевич — ох! А золотой ваш Виктор Михайлович — ох! Ездишь — смотри! Автомобиль все же не трактор. Ну ладно, чем зря разговоры разговаривать, пойду. А вы не сомневайтесь — поспеем.

Глава тринадцатая

Вечером она собиралась печь и готовить. Праздник — на носу. Делая назначения больным, ловила себя на мысли: «Подойдет тесто на старых дрожжах или не подойдет? С Нового года дрожжи лежат…» И улыбалась: никому нет дела, о чем она думает. И никто не узнает.

В больнице было сухо, тепло, по-весеннему солнечно и, главное, видимо, в честь наступающего праздника спокойно.

Она записывала в истории болезни:

29 апреля. Состояние вполне удовлетворительное. Активен. Пульс 76 ударов в минуту. Сон и аппетит хорошие…

В последние предпраздничные дни полетов в Центре, как обычно, не было. Это объяснялось не суеверием, а старой тройной традицией — не искушать судьбу накануне радостях дней. Работа, конечно, продолжалась, но на земле. И летчики были относительно свободны.

Выехали рано на двух машинах: Бокун вез Володина и Агаянца, а Орлов — Волокушина и Блыша. Болдин тоже собирался ехать, но накануне его скрутил радикулит. Перед выездом договорились: по дороге не гнать, друг от друга не отрываться. Ведущим шел Бокун. Стрелочка спидометра замерла на цифре «девяносто». Время от времени он поглядывал в зеркальце, проверял, на месте ли Орлов. Штурман следовал за ним как привязанный.

Шоссе подсохло, воздух был прохладный, и мотор тянул зверем. Говорили в пути мало и главным образом о пустяках.

Перед поворотом на шестую точку Бокун посигналил остановку и съехал на обочину. Все вышли из машин.

— Ну, орлы, — сказал Бокун, — давайте плановую таблицу подработаем, а то нам за такой кагал накостыляют по шее и с порога выгонят.

— Главное — блокировать сестру, — сказал Блыш, — там такая цыпочка есть по кличке Тамара, моментом заклюет.

— Да, сестрица серьезная! — подтвердил Агаянц.

— Возраст? — спросил Бокун. — Внешность?

— Годика двадцать два, наверное, с мордочки ничего, но свирепа…

— Ясно, сестру Тамару поручаем Эдику, — сказал Бокун. — Он у нас самый молодой и самый холостой. Твоя задача, Эдька, на первых шагах заговорить ей ротик и не допускать в палату. Держи средства поражения! — И Бокун вручил Волокушину здоровенную коробку конфет. — Добавишь личного обаяния и не пускай! Упустишь, обратно пешком пойдешь.

Волокушин, явно польщенный доверием, ничего не ответил, но всем своим видом показал: не сомневайтесь, будет сделано.

— Петька, — обращаясь к Володину, сказал Бокун, — а ты бери на себя лечащую врачиху.